– Очень интересно, – промямлила я, –вы уже рассказали ее в милиции?

– Конечно, – с горящим взоромсказала Софья, – ее ищут.

– Кого?

– Жанну.

– И вы уверены, что это Кулакова отравилаБурскую?

– Сомнений нет, они мужика неподелили, – кивнула Софья, – обычное, скажу тебе, дело, ничего оригинального,почти все пьесы о ревности и смерти, вот хотя бы Шекспир!

– А вдруг Жанна ни при чем?

Щепкина засмеялась:

– Ее весь зал видел, когда она приперлаводу.

– Может, это не она на сцену выходила.

Софья Сергеевна ухмыльнулась:

– А кто?

– Насколько я знаю, все участникиспектакля в масках?

– Абсолютно справедливо.

– Может, какая-то женщина, переодевшись…

Софья согнулась от смеха.

– Душечка, ты фантазерка. Это же театр!Постороннему человеку на сцену не попасть. И потом, он растеряется, не сумеетправильно выйти, споткнется.

Вспомни, Жанну видело много народа.

– Но лицо-то ее было прикрыто маской!

Софья Сергеевна сказала:

– Знаешь, у Жанны такие идиотские,мелкокудрявые волосы, что ее трудно не узнать. Хватит болтать, давай начинай.

Я глубоко вздохнула, расправила парик и сбольшим трудом нахлобучила его на голову Щепкиной.

– Эй, поосторожней, – завозмущаласьактриса.

Я перевела дух, кажется, получилось.

– Теперь подклей.

Я в недоумении уставилась на Софью, что онаимеет в виду?

– Приклей вот здесь на висках,сползет, – стала вскипать Щепкина, – ты всегда такая медлительная?

– Ой, простите, я сейчас, –засуетилась я, оглядываясь по сторонам.

Взгляд упал на маленький тюбик с надписью«Клей» в чемоданчике. Обрадовавшись, я схватила тубу и принялась приклеиватьфальшивые волосы к коже Щепкиной.

– Ну ничего, – с легким неодобрениемотметила Софья Сергеевна, – оставь так, сойдет. Давай грим, тональный кремвозьми посветлей.

Вздохнув, словно пловец перед километровойдистанцией, я стала орудовать мазилками. Большинство женщин умеет пользоватьсякосметикой, вряд ли найдется дама, ни разу в жизни не накрасившая ресниц или ненапудрившая нос. Но одно дело украшать собственную мордочку и совсем другое –работать с чужим лицом.

Сначала я старательно растерла по щекам и лбуЩепкиной вязкую массу цвета сочного персика.

– У тебя пальцы холодные, –закапризничала Софья.

Я подышала на руки.

– Фу, – отреагировалаактриса, – немедленно вытри лапы, живей румяна к вискам. Послушай, так я ибуду тебе объяснять, что к чему?

– Простите, бога ради, я первый раз вас…

– Ладно, ладно, пудры насыпь.

Я пробежала кисточкой по вискам Щепкиной,комочки дисперсной пыли забились в «гусиные лапки».

– Ну что еще?! – воскликнулаСофья. – Губы подрисуй.

– Сейчас, сейчас.

– Хватит пудры.

– Минуточку.

– Да в чем дело?

– Очень некрасиво получилось! –воскликнула я. – Комочки забились в морщины, надо их вытащить илиразровнять.

Крохотное личико Щепкиной пошло пятнами.

– Что?!

– Комочки забились в морщинки, –испуганно повторила я.

– Поди вон, – рявкнулаЩепкина, – немедленно! Уматывай! Чтоб духу твоего тут не было.

– Извините, я сделала что-то нетак? – испуганно сжалась я.

Софья схватила со столика массажную щетку и ссилой швырнула ее в меня. Я не успела увернуться, и железные штырьки щеткизадели щеку.

– Пшла отсюда, дура! – завизжалаСофья.

Перепугавшись почти до обморока, я опрометьюкинулась в коридор.

– Мерзавка, – неслось вслед, –нахалка, дрянь!

Понабрали неумех, помоечных кошек!

– Что это ее так колбасит? –раздалось рядом.

Я вздрогнула.

– Да не дергайся, – хихикнулисбоку, – я не кусаюсь. Сонька из-за тебя бесится?

– Похоже, да, – ответила я,повернула голову и увидела около себя Алису, ту самую молодую женщину, котораяв роковой день смерти Бурской приготовила поднос и чашку с водой.

Первым моим желанием было унестись прочь, но,справившись с испугом, я вспомнила, что Алиса видела меня в костюме горничной,с маской на лице и с париком Жанны на голове.

– Ой, у тебя кровь на щеке! –воскликнула реквизитор. – Где поцарапалась-то?

Я осторожно потрогала царапину.

– Щепкина в меня щетку швырнула.

Алиса прищурилась:

– Чем ты королеве не угодила?

– Не понимаю.

– Ты вообще кто?

– Евлампия Романова, можно просто Лампа,новый гример.

– Па-анятненько, – протянулаАлиса, – небось слушать ее не стала.

– Ты о чем?

Алиса ухватила меня за руку, протащила покоридору, потом впихнула в огромную комнату, забитую самыми неожиданнымипредметами: гипсовыми бюстами, посудой, книгами, игрушками, постельным бельем иштабелями чемоданов.

– Чаю хочешь? – приветливопредложила реквизитор.

– Можно, – кивнула я.

Алиса отодвинула занавеску, схватила сподоконника тарелку с сушками и жестяную коробку.

– Ты первый день у нас?

– Ага, – кивнула я.

– До этого в театре работала?

– На радио.

– Ну, там, наверное, другиепорядки, – задумчиво сказала Алиса, плеская в не слишком чистые кружкикипяток. – Ладно, ща постараюсь ввести тебя в курс дела. Все актерыстрашно суеверны, у каждого своя примета, впрочем, есть такие примочки, которыевсе соблюдают. Про семечки слышала?

– Нет.