Слапсердаком такой номер бынепрошёл, иЛевина застеснялась своего вида инеуместности.

—Акакие потребны?— басом спросил торговец, рослый кучерявый мужик лет сорока.

—Самые дешёвые,— робко ответила Левина, давя нажалость.

Нотолижалость уторговца была неслишком гуттаперчевая, толисевший голос юной пенсионерки нетронул, ноонлишь сурово зыркнул тёмными глазами исказал:

—Дёшево вконце дня. Аутром— подва ресеха замешок.

Слово-то какое громкое— мешок. Пофакту это оказались мешочки издерюги, каждый весом килограмма подва хорошо если. Расплатившись затри, Марьяна Ильинична сдовольным видом вернулась кДукуне иДхоку.

—Это всё?— посмотрела старуха натри мешка сухарей иобрезки сыра.— Это сколько тызаплатила?

—Пять ресехов засыр ишесть— засухари…— растерялась Левина.

—Балбеска! Анупоказывай, укого сухари брала!— сурово потребовала целительница, притопнув ногой.

Пришлось показывать. Старуха впилась взглядом встатного торговца ивдруг как запричитает:

—Бесстыжая тыморда! Охальник! Сироту обманул! Обдурил, обхитрил…

Очередь кприлавку навострила уши, аюная пенсионерка смутилась, нообманутую сироту всё-таки изобразила.

—Подва ресеха замешок? Ачего непотри? Воспользовался тем, что девка убогая, вот иобсчитал!— воскликнула Дукуна, обвиняющим перстом указав наторговца.— Нечестивец кудлатый!

—Уймись, бабка, чего тымелешь! Подва ресеха иторгуем! Утро же. Ежели тебе подешевле надо, так иприходи вконце дня, остатки тебе продам вполцены.

—Это скаких это пор мешок сухарей два ресеха стоит?— завопила целительница.

—Авот да! Скаких это?— подхватил кто-то вочереди.

—Амне сейчас только пополтора ресеха продал. Вот шельмец! Девчонку обсчитал,— колыхнула бюстом одна изпокупательниц.

Кудрявый зло зыркнул всторону троицы, ностаруха, ребёнок итощая девица стояли возле прилавка инсталляцией современного искусства— полные негодования пополам страгизмом иоблачённые вкакой-то мусор. Аочередь тем временем роптала.

Марьяна Ильинична патетично воскликнула:

—Стыдно сирот-то обвешивать!

Сочувствие толпы окончательно перешло насторону беглецов, и, скрипя зубами, торговец передал имеще мешок сухарей ибрусок свежего серого хлеба. Лишь бысвалили уже подальше отприлавка иперестали отпугивать нормальных покупателей.

—Нучто ж, теперь впуть!— провозгласила старуха идвинулась сквозь толпу наплощади всторону сереющего краешка неба.

Занимался новый день.

Левина ожидала, что они легко инепринуждённо выйдут изгорода— искроются отвозможного преследования влесу. Ностаруха повела ихнекворотам, акстене. Ивдоль неё-то они ипошли, удаляясь отвыхода изгорода.

—Куда мыидём? Разве нам ненужно как можно скорее город покинуть?— тихо спросила Марьяна Ильинична, ловя старуху зарукав.

—Нудавай, покидай, коли такая умная!— ощетинилась целительница.— Навыходе тебя стража артефактом наспособности проверит даобратно взастенки отошлёт. Атам такой подарок— два мертвяка. То-то радости увсех будет! Чисто именины!

—Нонас наверняка уже ищут! Нам бы…

—Караул только опосля завтрака сменится, вот тогдась все науши ивстанут. Апокамест есть ещё немного времени. Так что неча быкать, лучше помолчи!

Левина закусила губу исердито посмотрела наДукуну, нотаправедный гнев проигнорировала, только озиралась дауглублялась всторону нескольких деревянных построек. Уодной изних влуже лежало два испитых тела, иэта картина целительницу отчего-то порадовала. Нонет, лечить она никого нестала, только устремилась взлачное заведение, изкоторого доносились звуки попойки имордобоя.

Войдя внутрь, юная пенсионерка неодобрительно поджала губы. Тут непросто пили— бухали по-чёрному. Стоял гомон. Настолах ипод ними внушительным слоем возлегала хорошенько проспиртованная публика, ате, что ещё всостоянии были шевелиться, вяло выясняли отношения заплетающимися языками. Пьяные драки вэтом мире ничуть неотличались отпривычных— обманчиво медленные инеловкие движения противников перемежались стремительными выпадами, заканчивающимися или смертельными ранами или позорным промахом ипадением наземляной пол. Да, какой мир нивозьми, гравитация везде сука бессердечная.

Марьяна Ильинична подобные рыгаловки ненавидела всей душой, носейчас вынуждена была довериться Дукуне. Табодрым, отнюдь нестарушечьим шагом дошла дотрактирщика, вцепилась внего обеими руками ичто-то горячо зашептала наухо. Пожилой трактирщик слицом маньяка изнизкопробного сериала важно кивнул иисчез занеприметной дверью. Дхок смотрел напроисходящее седва прикрытым раздражением ипрезрением, ноничего непредпринимал. Видимо, тоже решил довериться старухе.

Аона сверкала глазами и, кажется, даже помолодела навид. Нет, кожа осталась такой жепергаментной ибыла покрыта всё теми жепигментными пятнами, новот взгляд… Вовзгляде появился задор, аморщинистый рот тоидело растягивался вулыбке, периодически переходящей воскал. Левина, безусловно, была волевым исмелым человеком— адругие вспорте высот недостигают— ноотэтой улыбки анаконды еёнеизменно передёргивало.

—Туточки обождём,— возвестила целительница, подойдя кспутникам.

Что туточки, что тамочки— особой разницы для Марьяны Ильиничны небыло. Вгруди поднималось глухое раздражение вперемешку свозмущением. Злила иэта смрадная клоака, которую поошибке называли городом, иваляющиеся вокруг тела, под некоторыми изкоторых влажно блестели лужи нечистот, исобственная одежда… ноособенно— зуд вголове. Неприятные подозрения закрались вдушу, ночистоплотная ибрезгливая Левина пока гнала ихпрочь.

Нонепривычный пожар злости вгруди хоть иутихал, нонегас. Тлел внутри сердитым негодованием иноровил выплеснуться горячими брызгами колдовской силы.

Забывшими узниками инквизиции пришли совсем скоро. Здоровенный уродливый мужик сосвёрнутым набок носом прогнусавил:

—Замной!

Итроица безропотно последовала заним, возглавляемая бодрой старухой.

Вывели ихчерез чёрный ход втёмный даже наутреннем свету проулок. Мужик обернулся кстарухе испросил:

—Что зауслуга?

—Небось исам угадал, раз пришёл,— оскалилась Дукуна.

—Ведьма?— сзатаённой надеждой спросил вдруг здоровяк.

—Атож.Целительница. Чего тебе?

—Нос бывправить,— неожиданно жалобно протянул мужик.— Атосопли вечно дапростуды, умаялся уже. Пузо побаливает вот тут,— онткнул себя вживот ипродолжил:— Ужяинастои пил, идаже сгорькой завязал… авсё равно. Иещё…