если Валид останется доволен, а Байсаров был удовлетворен по всем фронтам, он сам сказал, и если бы было что не так, нас бы из его резиденции не выпустили…

Заставляю себя осознать, что Вахит меня не тронет…

Как только эта мысль формируется, меня отпускает. Откидываюсь на спинку сиденья и обращаю взгляд в окно.

— Куда везти тебя, кисуня? — опять бьет по ушам наглый голос, и я бросаю косой взгляд на водителя.

— У меня вообще-то имя есть.

Опять лыбится этот Вахит, косит на меня заинтересованный взгляд.

— Я знаю, кис, так куда?

Закатываю глаза и называю адрес университетского общежития. Все равно надо разгребаться и обустраиваться, так что пусть везет.

Вахит кивает. Больше не разговаривает, а я все смотрю на дорогу, пытаюсь в себя прийти, но все же спустя мгновение опять задаю вопрос, который меня не отпускает.

— Я надеюсь, что больше ни ты, ни твой босс, ни тем более Байсаров в моей жизни не появитесь?

Молчание мне в ответ. Сжимаю кулаки и продолжаю гнуть свою линию:

— Я ведь выполнила часть своей сделки и надеюсь жить дальше, забыть все, как страшный сон…

На последнем слове голос все-таки дрожит.

— Забавная ты, — наконец, отвечает спустя паузу, опять косится на меня темным взглядом.

Страшный и отталкивающий. Как и вся шайка Мухоматова, которым меня чуть не отдали на растерзание.

— Как сказал Батяня, у нас все по уговору, ты, главное, в клуб босса не завались случайно, а то главный примет это за предложение продолжить в горизонтальной позиции и не только ваше знакомство…

Ржет, похрюкивая, не иду на провокацию и цежу сквозь сжатые зубы:

— Я не вернусь в тот клуб больше никогда!

— Ну вот и славненько, значит, будешь жить своей жизнью молодой кисуни, и никто тебя дрючить не будет, Валид девок на постоянке не пользует, у него свои заскоки. Одна баба — одна ночь…

Почему-то последняя фраза вызывает укол в сердце. Я ведь сама видеть этого мужчину больше не хочу, забыть бы…

Но не могу… вспоминаю, как нависал надо мной, как широкие плечи скрывали от меня весь обзор и глаза… его темные глаза, когда вколачивался, брал и доводил до полного исступления…

— У нас все по договору, — продолжает Вахит, выбивая меня из воспоминаний.

Опять делает паузу и лыбится, продолжая сыпать соль на больное:

— Но если захочешь для здоровья пообщаться, могу и телефончик свой оставить, позвони, качественно отымею, не хуже Байсарова…

Опять начинает смеяться, а я понимаю, что отчего-то у этого мужика настроение приподнялось настолько, что он начал приступать к шуточкам, плоским, не смешным, пошлым, но Вахит чему-то явно рад.

Хотя…

Может, его забавляет ситуация, в которой они все отделались малой кровью. Моей. Девственной.

Чувствую, что меня как в древних сказаниях отдали на откуп чудовищу, которое жаждало крови…

— Ну ты чего, не вешай нос, все разрулилось, ты, кис, давай, не загоняйся, любая баба за то, что ты поимела, приплатить готова.

Мотаю головой. Говорить с этим человеком становится невыносимо, но главное я для себя понимаю, что где-то в этой извращенной реальности я должна быть благодарна Валиду Байсарову за то, что все, что было этой ночью, было невероятно.

Да, он брал, да, он не давал мне и шанса на отказ, но он добился от моего тела отклика, играл и заставлял ловить наслаждение…

Все могло быть иначе, не хочу даже думать о плохом.

— Обошлось… — выдыхаю и понимаю, что проговорила мысль вслух.

— Ну как бы да, — отвечает Вахит, — так что, пташка, лети себе свободно…

Киваю и опять обращаю взгляд в окно. За разговорами и мыслями я и не заметила, как мы доехали до моего университета.

Машина тормозит и срабатывает разблокировка дверей. Ничего не говоря, я выбираюсь из салона и иду к общежитию.

Ловлю едкий взгляд в спину, но не оборачиваюсь, все мои мысли направлены лишь в одну сторону.

Валид Байсаров исчез из моей жизни этим утром и больше не появится, ведь такие, как я, для него разовый материал…

Пока ноги несут меня в сторону двери, страхи обуревают. Накатывает запоздалая мысль относительно того, что мне не стоило называть точный адрес, что этим самым я дала козырь Вахиту, но, с другой стороны…

Эти люди держали в руках мой паспорт, да и учитывая их масштаб и власть — узнать обо мне не проблема.

Несколько минут и они получат информацию о моих родителях и моей жизни…

Особенно Байсаров…

Никак не могу выкинуть этого мужчину из головы. Страшусь, боюсь, но все же…

И мне все до последнего не верится, что они сдержат слово, кажется, что сейчас поймают, вернутся, засунут в машину…

Но я слышу, как Вахит вжимает педаль газа и срывается с места, выдыхаю. Как это ни странно, у этих людей есть свое понимание относительно договоренностей…

А может, мне не стоит приписывать того, чего нет — для них я отработанный материал, выполнила свою функцию и перестала быть интересной, что, в принципе, неплохо…

Вхожу в общежитие, добираюсь до своего блока и встречаюсь взглядом с крашеной рыжей женщиной средних лет, которая сидит у нас на проходной.

В ее ярко подведенных глазах явно читаю осуждение. Еще бы. Представляю примерно, в каком виде я предстаю перед ее взглядом.

— О, еще одна завалилась… Что вы все с утра-то в общежитие ломитесь… Студенты, называется! Все кутежи на уме, а как сессия, так все бегаете здесь, как угорелые… зад в мыле и неуд в зачетке! Вместо того чтобы к началу учебного года готовиться, эти все празднуют…

Не реагирую на бубнеж, поднимаюсь на этаж, благо везет и коридор почти пуст, пробираюсь в свою комнату и падаю на кровать.

Сворачиваюсь на постели. Думала, что не смогу заснуть, но это не так. После того, что со мной делал Байсаров всю ночь, организм настолько измотан, что я буквально вылетаю в спасительный сон.

Общежитие постепенно заполняется студентами, первый учебный день вызывает трепет в груди, который горчит пониманием, что я встречусь с Ириной, Андреем и его другом.

Но этого не происходит. Этих мажоров нет. Я захожу в аудиторию, боясь, что встречусь с теми, кто меня подставил, и где-то желая посмотреть в лицо своим обидчикам, но не нахожу никого из них.

— Эй, привет! — поднимает руку симпатичная девочка с первого места и машет, вроде Карина ее зовут, отвечаю на ее улыбку, но она меня игнорирует, спустя мгновение осознаю, что она так мило улыбалась долговязому парню, конопатому, который, задев