Однако англичане не разделяли точку зрения Панина, помощь русских армий в тот момент имела для них меньше значения, чем во время войны, зато амбиции Екатерины в Польше и Турции вызывали у них беспокойство. Переговоры шли крайне тяжело, и Панин часто жаловался на «мещанское мышление», мелочность англичан. В конце концов, Россия, стремившаяся к заключению политического соглашения между двумя странами, в итоге вынуждена была довольствоваться торговым договором, подписанным 20 июня 1766 года на 20 лет. Потом Англия, которой понадобится помощь России, пожалеет о своей осторожности, но времена готовности России к уступкам ради заключения альянса с Лондоном пройдут. Екатерина больше не сделает никаких уступок.

Связь с Пруссией также представляла для России трудно реализуемую цель. Фридрих II враждебно отнесся к коалиции, задуманной Паниным, поскольку сближение между государствами, которым предстояло в нее войти, казалось ему не соответствующим его интересам. Но, вспомнив о прошлых трудностях, о своей столице, занятой иностранными войсками, он понял выгоду соглашения с Россией, с этой державой лучше было дружить, чем открыто конфликтовать. Поэтому, вопреки своим опасениям, он вступил с Россией в переговоры, которые, как говорила Екатерина, должны проходить между равными и, как добавлял Панин, иметь целью мир. Договор об оборонительном союзе Панин и граф Сольмс подписали 31 марта 1763 года. Панин потребовал добавить в него секретную статью, оставляющую России свободу действий в Польше. За договором с Пруссией последовали два других договора того же типа, подписанные с Данией в 1766 году и с Польшей в 1767-м.

В Версале наблюдали за этими шагами с недоумением, лелея горячую надежду, что русско-прусский союз, с которого началось строительство всей системы, скоро наткнется на препятствия, которые его дискредитируют. Герцог Шуазёль-Прален тайно писал Беранже: «Союз между королем Пруссии и императрицей России противоречит самой природе и основан скорее на сиюминутных нуждах, чем на продуманной системе. Польский вопрос может привести к распаду этого союза». Французский министр, делающий ставку на Польшу в деле разрушения не соответствующего французским представлениям альянса, не понял, что именно общий интерес Екатерины и Фридриха II к Польше как раз-таки и скрепляет этот альянс.

Польша интересовала Екатерину в первую очередь и притягивала внимание всей Европы, которая затаив дыхание ждала, когда же в очередной раз начнется борьба за наследование польского трона. Она началась 30 октября 1763 года и, как всегда, породила русско-французское соперничество.

Едва узнав новость, Екатерина созвала «Конференцию» для обсуждения проблемы и выбора кандидата, который устроил бы Россию.

Во Франции царило неменьшее возбуждение, хотя исход дебатов казался предопределенным. В 1757 году, еще при жизни Елизаветы, три страны, бывшие пока союзницами в войне, Франция, Австрия и Россия, обсуждая проблему своего выбора после смерти Августа III, чье слабое здоровье вынуждало задуматься о будущем, решили совместно поддержать его старшего сына Фридриха-Кристиана. В действительности их единодушие вызывало сомнения. Австрия искренне выступала за названного кандидата, но Франция предпочитала ему другого сына короля – принца Франца-Ксавера, генерала французской армии. Поляки же, чье мнение великие державы совсем не интересовало, отдали свои симпатии третьему сыну короля – Карлу, герцогу Курляндии. Незадолго до того он был сброшен со своего маленького трона Екатериной II, посадившей на него Бирона, которого она вернула из ссылки, чтобы утвердить его власть над Курляндией. Поляки выступили против подобного злоупотребления властью, а Франция отказалась признать Бирона правителем Курляндии, но все ждали смерти Августа III, и пока все осталось как есть. Когда польский трон освободился, Екатерина рассчитывала расширить господство, полученное над Курляндией, на Польшу. В начале своего царствования она задумалась над кандидатом, который мог бы устроить Россию в Польше, даже обсудила это со своими советниками. Бестужев, присутствующий на совещании, напомнил, что в 1757 году три страны-союзницы сошлись на одном кандидате. Но Екатерина возразила, что Польше нужен правитель-поляк: это могло понравиться полякам, которые, таким образом, увидели бы в ней самую надежную защитницу своих интересов. Она колебалась между двумя кандидатами, имеющими в ее глазах равные заслуги и преимущества. Первый – Понятовский, ее бывший любовник, которого она долго пыталась удержать в России, а затем вернуть туда. Второй – князь Адам Чарторыйский. Оба пользовались популярностью в Польше, и обоих Екатерина считала готовыми защищать интересы России. В конце концов ее выбор пал на Понятовского в память об их старой связи и даже из политических соображений, которые она объясняла следующим образом: «У него меньше шансов на избрание. Он будет выбран, потому что этого хочет Россия, таким образом, он будет обязан нам своей короной и потому должен будет больше, чем кто-либо другой, хранить нам верность».

Граф Кайзерлинг, представлявший тогда Россию в Польше, получил задание всеми средствами (прежде всего военными) отстаивать кандидатуру Понятовского. Екатерина II также думала, что Франция не сможет противостоять ей в Польше, пока она ослаблена войной в военном и финансовом отношении. Таким образом, поддержка французами какого бы то ни было кандидата будет ограничена раздачей – умеренной – субсидий профранцузской партии и речами, восхваляющими его достоинства. Почти за год до выборов герцог Шуазёль уверил Голицына в намерении короля сохранить единство польского королевства и его стремлении не вмешиваться в дела страны. Панин заключил из этого, что нужно обращаться с Францией уважительно, по крайней мере на словах. Потому, дабы успокоить Людовика XV, Екатерина поручила своему послу сказать ему, что она со всем вниманием отнесется к сохранению целостности Польши. Это не убедило короля, постоянно обеспокоенного ее возможным разделом. Передав королю свои обещания, императрица предприняла многочисленные меры, гарантирующие ей, то есть ее кандидату, успех. Она ввела в Польшу новые войска под предлогом обеспечения спокойствия во время выборов, обратилась к религии, требуя вернуть православным полякам отнятые у них гражданские права. Она также заявила о своей поддержке реформы, продвигаемой Понятовским и защищаемой множеством поляков, – отмены liberum veto (права единоличного вето), парализующего политическую систему страны.

Сейм проголосовал 6 сентября 1764 года, гражданское согласие казалось достигнутым, законность – соблюденной. Русские войска ушли от столицы. Противники русской партии хранили молчание, одни – будучи арестованы, другие – потому что им помешали присутствовать в сейме. Но все это было проделано так ловко, что казалось, будто голосование прошло в нормальных условиях. Дело в том, что оно походило на прежние, поскольку многих королей Польши сажали на трон иностранные монархи. Станислава Лещинского – Карл XII, Августа II – Петр Великий (который сначала поддерживал его, а затем, после его отречения, опять вернул на престол), Августа III – императрица Анна. Екатерина хотела вмешаться в выборы не столь явно, как ее предшественники, но после одержанной победы тут же написала Панину: «Я удовлетворена, Никита Иванович, королем, которого Вы посадили на трон. Это предприятие усиливает доверие, которое я Вам оказываю».