Последние слова прозвучали особенно громко и истерично, стало видно, как на его лице и шее от напряжения вздулись вены.

– Перестань, – прошипела Мотя, напряженно озираясь, как будто ждала, что утопленница и правда сейчас войдет в один из дверных проемов. – Прекрати немедленно!

– Это ты перестань, – огрызнулся Витя уже тише, театрально разведя руками. – Видишь? Нет тут никакой Настьки. Какой-то больной урод убил Ирку и…

Он осекся из-за раздавшегося где-то в здании грохота. Словно что-то массивное и твердое свалилось по меньшей мере со второго этажа на первый.

Макс тихо выругался, Мотя заскулила от страха, а Витя повернулся к выходу, со стороны которого послышался шум. Юля тяжело сглотнула, направляя на дверной проем луч фонарика. Теперь он плясал не хуже, чем до этого у Вити.

Все четверо замолчали, затаив дыхание, когда в глубине дома послышался звонкий женский смех. Легкий, веселый и оттого невозможно жуткий. За смехом последовало пение. Не слова, а просто игра голосом, прерываемая все тем же смехом.

– Это она, это она, я же вам говорила, – зашептала Мотя. – Уходим, уходим отсюда!

– Она, говоришь? – зло процедил Витя сквозь зубы. – А вот сейчас я с ней и разберусь!

И он ломанулся вперед и исчез в дверном проеме быстрее, чем кто-либо успел среагировать.

– Витька! – Макс дернулся за ним, но Мотя успела поймать его руку.

– Эй, не бросай меня тут одну!

– Я должен его догнать, – Макс решительно высвободился из ее хватки и кинулся вслед за другом, бросив на ходу: – Ждите здесь!

Девушки остались вдвоем. Где-то далеко снова прозвучал женский смех, эхом прокатившийся по коридорам, а потом крик Макса: «Витька, дебил, вернись!»

После чего все стихло. Смолк смех, стихли шаги ребят.

– Надо уходить, – решительно заявила Юля. – Идем к машине, подождем их там.

Она дернула Мотю за руку, но та неожиданно уперлась.

– Макс сказал ждать здесь!

– А если она придет? Что будем делать, если Настя придет сюда? – выдала Юля единственный аргумент, который пришел в голову.

После него Мотю не пришлось уговаривать: она поспешила к другому выходу даже вперед самой Юли. А та опять застряла на секунду у дверного проема, где ей раньше послышался шум. Там снова что-то зашуршало и, кажется, кто-то даже тихо ахнул. Или просто громко вздохнул. Она замерла, глядя в недра темного коридора. Самого коридора Юля, конечно, не видела, но помнила, что он есть.

Ей показалось, что в темноте кто-то шевельнулся. Или это сама темнота шевельнулась? Юля не знала, но воображение против воли нарисовало складки длинной рубахи в пол, колыхнувшиеся от движения.

На этот раз она не решилась посветить фонариком, просто бросилась бежать дальше, следуя за Мотей. И так бежали они до самой машины Макса.

* * *

– А вот сейчас я с ней и разберусь! – крикнул пьяный парень и куда-то побежал.

Ни Игорь, ни тем более Влад не могли видеть, куда он направился, но оба слышали удаляющиеся шаги. Как перед этим слышали грохот, смех и пение.

– Владислав Сергеевич, – напряженно позвал Игорь.

И в этом лаконичном обращении так и слышалось непроизнесенное: «А не пора ли и нам валить отсюда?»

Влад осторожно выпрямился, но отрицательно качнул головой: нет, не пора. Он все еще собирался сделать то, зачем пришел.

После бегства второго парня девчонки пришли к тому же выводу, что и его помощник. По крайней мере, Влад отчетливо услышал, как соседка, до этого безвольно следовавшая за приятелями, твердо заявила:

– Надо уходить отсюда. Идем к машине, подождем их там.

Вот и прекрасно, подумалось Владу, наконец нужное помещение освободится, хотя бы ненадолго.

Он терпеливо ждал, когда девушки уйдут, но вдруг непроизвольно охнул и отшатнулся назад. Или попытался отшатнуться, потому что за спиной все еще была стена.

В темноте, окружавшей его вот уже три года, что-то шевельнулось. Невнятное очертание, похожее на движение персонажа в старом или просто плохо снятом фильме, где темноту снимают в настоящей темноте и на экране лишь движутся бесформенные силуэты.

Влад моргнул, надеясь увидеть проблеск снова, но увы…

– Порядок? – уточнил рядом голос Игоря.

Влад кивнул, но потом на всякий случай уточнил вслух:

– Да. Отведи меня туда, где были они.

Даже не видя лицо Игоря, он почувствовал его недовольство, но помощник не стал ничего озвучивать. Просто снова взял его под локоть и, убедившись, что путь чист, сделал то, что Влад просил.

– Здесь пентаграмма на полу, – сообщил он, остановившись.

– Вот как? Тогда отведи меня в самый центр и дай папку.

Там, куда Игорь его поставил, Влад сел на пол, не заботясь о чистоте брюк, скрестил ноги по-турецки и достал из папки блокнот и карандаш. Рядом тяжело вздохнул Игорь. Убежавших за призраком ребят не было слышно. Время есть.

Они с Мотей бежали, спотыкаясь, до самой машины Макса. Не будь деревня такой сонной, шоссе – таким пустынным, а Шелково – таким далеким для пешехода, Юля бежала бы до самого своего дома. А так пришлось ждать у запертой машины, обмирая от страха из-за каждого шороха, вглядываясь в темноту, в которой то и дело мерещилась женщина в длинной белой рубахе. Юле казалось, что она несколько раз видела ее среди деревьев, подступавших к усадьбе и скрывавших ее от глаз того, кто смотрел с дороги, как она. Однако стоило моргнуть и всмотреться, как видение исчезало.

Время тянулось невыносимо медленно. Юля то и дело поглядывала на экран смартфона, но часы показывали лишь на минуту больше, чем в прошлый раз, хотя по ее ощущениям прошло непростительно много времени.

Наконец, спустя почти четверть часа, послышались шаги и голоса приближающихся ребят. Витя выглядел потрепанным и грязным, словно его валяли по полу, Макс просто злым.

– Чего вы ушли? – огрызнулся он, едва приблизившись. – Мы полчаса только вас там искали.

Мотя заныла, что им стало страшно, а Юля промолчала. Даже не стала указывать на то, что прошло всего пятнадцать минут и искать их полчаса они никак не могли. В конце концов, ей эти минуты тоже показались вечностью, а теперь хотелось одного: убраться отсюда поскорее и больше никогда не возвращаться!

Обратно в Шелково ехали молча и быстро. Юлю довезли только до большого перекрестка на Центральном проспекте: дальше Макс, Мотя и даже Витя направлялись в другую сторону, а петлять по проспекту никому не хотелось, хотя пробки уже рассосались.

Но здесь Юля ходила постоянно, а потому ничего не боялась. Не смущало даже то, что магазины и забегаловки на ее пути уже закрылись, дорога почти опустела, а пешеходов встречалось заметно меньше, чем обычно, когда она возвращалась с работы на час раньше. Зато горели фонари и знакомые вывески, шуршали шины, звучали голоса, проносились на огромной скорости редкие мотоциклисты. Жизнь пусть и притормозила до утра, но все равно окружала огнями, обволакивала шумами и успокаивала.