в другом — не менее семи транспортов ушло на дно, а один, перевозивший батальон пехоты, артиллерию и боеприпасы, выбросился на квантунский берег, распорол себе днище, и стал законным трофеем. Причем, Стессель получит за него все «плюшки» — он ведь не только командущий укрепрайоном и корпусом, наместник перевесил на него обязанности начальника области, пусть как «временного управляющего», но ведь в России нет ничего постоянного, как временное…

Застонав от невыносимой боли, Фок собрался — сейчас, в эти последние часы, он думал исключительно о деле, продолжать которое теперь будет в одиночку адмирал Алексеев. Еще вчера он отправил в Лаоян поездом двух китайцев, что передадут кому надо две белые тряпицы. В отличие от европейцев, которые считали цвет смерти черным, у китайцев все было наоборот. И «36-й» выполнит «заказ» — из винтовки «маузер» с отличной оптикой этот почти немой китаец мог попасть с шестисот шагов в серебряный рубль. Стрелок от бога, что тут говорить, так что особо натаскивать его не пришлось. Да и сестра его, что постоянно находилась при Фоке, несмотря на юность, тот еще убийца — и стреляла прилично, и со спокойным лицом еще в Бицзыво, без малейшей дрожи прошла страшное «испытание» — зарезала трех пленных японцев как баранов, освежевав и разделав.

И ничего тут не поделаешь, Киплинг полностью прав — «восток есть восток», и тут ему никогда не сойтись с западом, где все поставлено на совершенно иной уровень умерщвления, будь то газовые камеры в 20-м веке, придуманные германскими «цивилизаторами» или организация концлагерей «просвещенными» британцами. Да и в 19-м веке была раздача «демократичными» американскими поселенцами простодушным индейцам одеял, специально зараженных оспой. Можно тут припомнить казни англичанами сипаев — тех просто привязывали к пушкам, или растаптывали слонами…

С десантом в Ляохе ничего не вышло — скинуть японцев в море не удалось. Самураи сделали должные выводы, и высадились там, где русские выставляли только конные разъезды. Теперь две японские дивизии блокировал 4-й корпус Зарубаева — 2-я Сибирская пехотная дивизия полностью, и 2-я бригада 3-й дивизии. Силы по батальонам равные, японцев с моря поддерживают канонерки и старые крейсера, русских тяжелая крепостная артиллерия, подвезенная с Цзиньчжоуских позиций. Так что «бодание» там будет долгое, и весьма кровопролитное, причем только для японцев. Им ведь требуется расширять плацдарм, а. значит, постоянно атаковать. А в условиях позиционной войны это приводит к огромным потерям. Вот на это и был сделан расчет, и Зарубаев, хотя и поворчал, но с доводами Фока согласился.

На это и был сделан весь расчет, чтобы японцам пришлось долго восполнять потери и снабжать высаженную на берег 4-ю армию генерала Нодзу. И русский флот получит уникальную возможность нанести по японским судам и плацдарму внезапный и страшный удар, отправив в рейд все четыре новых броненосца — «Цесаревич», «Пересвет», «Победа» и «Ретвизан», что в состоянии уйти от эскадры Того. Или, после присоединения перевооруженного «Рюрика», выдержать бой со всеми шестью броненосными крейсерами адмирала Камимуры, которое смогли бы догнать русскую эскадру, так как имели скорость на два узла больше.

Да и на дагушаньском направлении Алексеев вряд ли наделает ошибок — там японцев нужно просто додавить, усилив сибирских казаков генерала Симонова полнокровной 1-й Сибирской пехотной дивизией. А в отряд генерала Кондратенко уйдет для поддержки бригадная группа из двух полков. Так что шансы есть — сбросить в море японцев вряд ли удастся, но оттеснить их к реке Ялу вполне возможно, самураи могут отойти как по побережью, либо перевезены на малых судах…

— Тебе плохо, мой господин, — тихо произнесла китаянка, встав у кровати на колени. Кроме нее и Кузьмича, в комнату никто не приходил, Фок категорически запретил. Тем более врачам, которые решили, что последствия контузии необратимо повлияли на мозг генерала. И не зная как бороться с этой напастью, оказались не в силах, и не смогли предложить никаких лекарств, кроме морфия, и того же опиума в каплях. «Прописали» болеутоляющее, и тем самым сделали бы его невменяемым наркоманом.

— Нет, девочка, это не боль — это пришла смерть моего разума и души. А потому у меня к тебе есть одна-единственная просьба, Лена…

Фок замолчал, хрипло дыша, с трудом перебарывая боль, которая полностью обессилела тело. Или наоборот — стала лишать над ним контроля — на это и было похоже. Китаянку он давно именовал на русский манер, и вот теперь настало время объяснить ситуацию, расставить все точки над «и». Обманывать девчонку было нельзя, все между ними строилось на доверии, и от нее сейчас многое зависело.

— Видишь ли, девочка, но это не мое тело — я над ним только властвовал ровно сорок дней. Теперь его настоящий хозяин просыпается, и скоро моя душа и разум погибнут. Я сделал все что мог, чтобы изменить историю, которая принесет китайцам много горя, как и русским. Я из будущих времен, Лена, а там эти два народа союзники и противостоят смертельной для них угрозе — они могут быть истреблены чудовищным оружием…

Фок остановился, перетерпел приступ с закрытыми глазами, от которого тело само скрючилось, и, не видя лица китаянки — все расплывалось перед глазами, произнес:

— Настоящий генерал принесет много вреда, его нужно убить, как только моя душа покинет тело. Верь мне, это не бред, так оно и есть…

— Я знаю, что ты перевоплощение, достигшее в той жизни просветления согласно заветам Будды, — голос девушки звучал совершенно спокойно, и Фок разглядел ее строгое, совершенно серьезное лицо, хотя будь перед ним европейцы, они бы уже согнулись от хохота. Однако для буддиста «переселение душ» не только допустимая реальность, но и неоспоримая данность. И многие китайцы почитают не только Конфуция и Лао-цзы, но принимают и полностью разделяют учение буддистов.

— Неужели ты думаешь, что я внучка амбаня из Большого Совета, и дочь амбаня, что управлял обширными землями, и проглотил золотой самородок, чтобы не попасть живым в руки японцам, стала рабыней старого русского генерала, варвара?! Не смеши меня, он раньше двух слов сказать не мог на нашем с тобою языке! Ты пришел к нам, перевоплощенный, как приходили до тебя другие, но очень редко, раз за столетие, а то и несколько веков — потому и я, и мои люди рядом с тобою!

Девушка спросила Фока еще о чем-то, и он с трудом понял, что речь идет о том правителе, что был в его времена — боль накатила с такой силой, что даже знание китайского языка на секунду пропало. А ведь он