— А можно, я их в вазу поставлю? — растерянно пробормотала девушка, любуясь на крепенькие головки роз. — Жалко, завянут…

— Можно, — он усмехнулся про себя, протянул букет, Маша взяла его бережно, как младенца, и рванула в парадную. Сергей не пошёл следом, его не приглашали, не хотел ставить девочку в неловкое положение.

В кинотеатре, сидя в последнем ряду — Сергей специально взял билеты именно такие билеты, — Маша внимательно смотрела на экран, иногда ныряла рукой в ведро с попкорном, отпивала колу, обхватывая губами трубочку, от чего у Серёги заходилось не только сердце, но и то, что ниже.

На экране кто-то драматично умирал, Сергей не разобрался до конца, герой или героиня, он любовался Машей, перебирал её тонюсенькие пальцы, теряясь от щемящей нежности. Он хотел целовать мягкие, манящие губы, прижаться к ним, вспомнить вкус шоколада, запах цветов, услышать тихий вздох. Он хотел Машу как одержимый, а всё, что делал — это смотрел на неё. Один-единственный раз он не выдержал, провёл мизинцем по бархатистой щеке, теряясь в элементарном движении, которое и лаской-то назвать нельзя, а в нервном движении женских губ было столько чувственности, что Сергей едва не разлетелся на миллиарды микрочастиц, распавшись на атомы.

Потом они гуляли, Маша рассказывала, о чём был фильм, а Сергей на ходу забывал, потому что помнил только ощущение папиллярного рисунка по бархатистой коже и тихий выдох, опаливший мизинец.

Маша, когда не смущалась и не спотыкалась на ровном месте, оказалась весёлой и на редкость остроумной девушкой. Она не давала спуску Сергею, отвечала колко, при этом добродушно, она заражала хорошим настроением, или он её, точно не сказать, они просто купались в пузыре взаимного удовольствия, и где-то на краю сознания Сергею было невыносимо страшно, что всё прекратится, оборвётся, не начавшись.

Мысли об Игоре он заталкивал вглубь, пинал ногами с ожесточением, не давая ревности пробиться сквозь тоненькую оболочку пузыря. В самом начале он спросил Машу об Игоре, почему-то в тот момент захотелось прояснить ситуацию, это потом стало всё равно, существовала только Маша, а весь мир покатился в бездну, к чертям собачьим, а тогда Сергей позволил гадине-ревности поднять голову, на минуты, но позволил.

— А тебе зачем знать про Игоря? — засмеялась Маша. — Ты же уводить меня собрался, вот и уводи.

— Уведу, — хмыкнул Сергей, рассматривая Машу, она уложила волосы по-новому, новые очки ей шли, а бесцветный блеск делал и без того соблазнительные губы греховными.

— Украду, украду тебя ночью. Увезу, увезу тебя в Со-о-очи, — пропела девчонка, настолько фальшивя, что Сергей не сразу понял, что это за песня. Бедняга Ляпис Трубецкой наверняка бы удавился, слыша подобное исполнение некогда хита.

— Не надо! — Сергей наигранно схватился за уши и покачал головой. — Машенька, пожалей мои уши! Не пой!

— Ты как-то неправильно меня уводишь, — насупила Маша.

— А как надо?

— Надо похвалить мои вокальные данные, восхититься ими, и вообще, у уводимой девушки нет недостатков, иначе зачем столько трудов?!

— Виноват, исправлюсь, — Серёга смеялся, то ли над собой, то ли над Машей, то ли от счастья. — Ты бесподобно поёшь, Машенька! Уверен, тебя надо скрывать свой талант, а то каракатица украдёт твой голос.

— Какая ещё каракатица? — девчонка уставилась на Сергея.

— Эта… — Сергей пытался вспомнить, как звали ведьму из мультфильма «Русалочка», и не мог. Сестра постоянно в детстве крутила этот мультик, одно время он даже какие-то песни оттуда помнил наизусть. — Жирная, страшная ведьма, которая забрала голос у Ариэль.

— Не жирная, страшная ведьма, а женщина трудной судьбы, — фыркнула Маша. — Чуть что, сразу ведьма. А ты-то откуда знаешь, как звали русалочку? — Маша прищурила глаза и покосилась на Сергея, он подозвал её пальцем, медленно нагнулся к маленькому уху и прошептал:

— Мы, гомосексуалисты, неравнодушны к Диснею, вечерами собираемся в тайном месте и устраиваем оргии с просмотром мультиков.

— Перестань, — вспыхнула Маша, уши загорелись алым, а Сергей едва не запищал от восторга. — Я извинилась.

— Перестал, — он поднял в поражении руки, а потом не выдержал и прижал к себе Машу, хорошо хоть, сдержался, чтобы не сдавить со всей дури. — Гомофобочка моя, фольклорная.

Он проводил Машу до квартиры, изо всех сил отгоняя острое, невыносимое желание продолжения. Ничего страшного, он подождёт. Наши руки не для скуки, — уговаривал себя парень, смотря на неловко смущающуюся девушку. Она переминалась с ноги на ногу и заглядывала в лицо Сергея, снизу-вверх, пытаясь что-то разглядеть. Кнопка, маленькая, хорошенькая, самая милая кнопка на свете. Он нагнулся ближе, не дав Маше отпрянуть, внимательно смотря, как капризно сжимаются пухленькие губы, а глаза распахиваются в испуге.

— Не бойся, я не собираюсь заниматься с тобой сексом, — прошептал он рядом с соблазнительным ртом, борясь с темнотой в глазах, настолько хотелось поцелуя, всего хотелось, а для начала хватило бы поцелуя.

— А вот сейчас обидно было, — пискнула Маша, губы сложились возмущённой буковкой «о».

— Сегодня не собираюсь, — поправился Сергей, закрыл глаза и одним движением оттащил себя от соблазна. — До встречи, Машенька, — улыбнулся широко и подмигнул. Маша растерянно взглянула на него, он не до конца понял её взгляд, да и думать не мог, знал наверняка только то, что должен выметаться из парадной, иначе сорвётся, а как бы он ни хотел Машу, растянуть ожидание он хотел сильнее. Видимо, в нём проснулся мазохист или эстет.

— А можно?.. — девушка сделала два шага к Сергею, он немножечко опешил. — Можно потрогать твои волосы? — пробурчала в толстый шарф и залилась румянцем Маша. Что же она бесконечно краснеет, а ещё коварная соблазнительница женатого мужика…

— Трогай, — сдавленно ответил Серёга и покорно нагнул голову.

В волосах нет нервных окончаний, строение волоса человека простое: кутикула из ороговевших клеток кератина, кортекс — веретенообразные эпителиальные клетки, и медулла — белковые, неороговевшие клетки. Это расскажет любой анатомический атлас, и с этим прямо сейчас готов был поспорить Сергей. Маша не прикасалась к коже головы, она всего лишь дотронулась до чёлки и аккуратно провела рукой к макушке, кажется, сжав волосы в пучок, резко отпуская, будто изучала их упругость. Она не задевала нервные окончания, а Сергея затрясло, как в лихорадке.

В забытьи, в полубреду, он сделал один-единственный шаг к девушке, рукой обхватил маленькое тело в огромном пуховике и потянул на себя. Кажется, она вздрогнула, но на движение подалась, а потом и вовсе запустила две руки в волосы Сергея, царапнув затылок, что стало последней каплей.

И всё же он поцеловал, поцеловал медленно, изучающе, настырно и ласково, добиваясь ответа. Он задушил в зародыше мысль, что сейчас, прямо сейчас, он может сказать: «Пойдём», и Маша пойдёт с ним или пустит его в свой дом и свою постель. Он выбросил из головы всё и получал звенящее удовольствие от поцелуя, за которым не последует продолжения. Она пахла шоколадом, сластёна.