Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папа же в этом плане был уникальным человеком, прожив почти всю жизнь с женой и дочерью, он искренне пугался наличия в ванной комнате больше одного флакона, и потому их не видел, предназначение геля для душа он не понимал в принципе: «Есть же мыло!». Единственный раз, когда мама попала в больницу и попросила принести гигиенические средства, закончился полным провалом — куском неизвестно откуда взявшегося хвойного мыла. Мама смеялась на весь коридор, слушая пространные объяснения мужа о том, что ванной комнате «ничего нет!». Хорошо, на помощь пришла Маша и привезла счастливо обнаруженные на полочке шампунь, бальзам и гели.
— Машенька, — Сергей выразительно моргнул несколько раз, будто не верил себе, кажется, он собирался сказать что-то обидное или снова пошутить про закрытый клуб гомосексуалистов. — Я не в лесу живу, — не оправдал ожидания парень. — Достаточно включить телевизор, чтобы быть в курсе женских секретов. Не сказать, чтобы я всю жизнь мечтал знать форму прокладок, про молочницу, проблемы лишних или секущихся волос, кстати, ни с тем, ни с другим у тебя проблем нет, — между делом он сделал комплимент. — Но меня не спросили и поставили в известность. Так что? Это полный список?
— Да.
Маша почувствовала, что покраснела до самой макушки. Сергей сделал вид, что не заметил и, быстро собравшись, вышел. Он часто делал вид, что не замечает смущение Маши, её неловкость, игнорировал красные щёки, горящие уши, делал вид, что в упор не видит помятой со сна футболки, или как Маша пробирается ночью в туалет, светя трусами. Удивляющая деликатность для обычного тренера боевого единоборства. Ни папа, ни Кирилл такими не были, а Игорь… Игорь был, но он и не тренер, с ним Маша подсознательно чувствовала себя холопкой рядом с добрым барином.
Маша осталась одна и задумалась, который раз за эти дни, когда она была в состоянии думать, а не спать или мучиться от головной боли. Сергей ей нравился, она ему, очевидно — тоже. У них неправильно всё началось, а продолжается ещё неправильней.
Она не могла сказать, что очень обрадовалась новому появлению Сергея Витальевича в её жизни. Кому приятны воспоминания о собственном позоре?
В то же время он будто изменился за полтора месяца, если взрослые люди меняются. Он не злился, совсем. В первые мгновения Маша интуитивно сжалась, в ожидании привычной лавины агрессии, но её не последовало. Они перебрасывались какими-то нелепыми колкостями, он шутил, подначивал, улыбался, наверное, можно сказать — искрился, казался довольным жизнью, удовлетворённым, наверное, счастливым, и этим заражал Машу. Она больше не щетинилась, как перепуганный ёж, на каждое слово Сергея, не отпрыгивала в сторону, когда он надвигался, не боялась боли, которой он был пропитан. Может, она всё себе придумала? Может, Сергей Витальевич такой и есть — улыбчивый, открытый, добрый? Не зря же к нему тянутся дети…
В то, что Сергей не испытывает к ней симпатии, а помогает по-добрососедски, Маша поверить не могла. Не настолько она наивна. Сергею она явно нравилась, даже в застиранной, растянутой пижаме нравилась, что в свою очередь ещё больше смущало. За ту неделю, что Сергей писал ей в Вайбер, она успела придумать себе маленький победоносный роман с детским тренером, и там она была если и не роковой соблазнительницей, то весьма привлекательной дамой, с укладкой, окутанной шлейфом духов и в кружевном неглиже. Откровенные мысли тоже посещали Машу, она молодая, из плоти и крови, ей хотелось бы продолжения в горизонтальной плоскости, в прошлый раз, кажется, было не так уж и плохо… В любом случае, первый раз часто получается скомканным. В Машиной практике счёт два к одному, так что статистика на стороне её мечтаний.
И не в статистике дело, и даже не в элементарном желании разрядки, Маша всё-таки человек, а значит, в состоянии не следовать слепо за животными желаниями. Сергей ей нравился во всех смыслах, и она хотела секса именно с ним. Ей нравился его взгляд, добрый и иногда самую чуточку снисходительный, а чаще всего восхищающейся. Всё-таки удивительное чувство, ранее Маше незнакомое, когда ею вос-хи-ща-ю-тся.
Нравились ощущения тепла и силы, исходящие от его рук, нравились лёгкие поглаживания и то, как много он может сказать этими движениями. Нравился запах, впервые в жизни ей нравился запах мужчины, не парфюма, геля для душа, даже пота, а всего вместе, индивидуального, присовокуплённого конкретному человеку. Нравился и возбуждал, иногда успокаивал, ей попросту нравилось ощущать его, находиться в пределах тепла, запаха, ауры Сергея. Нравились губы и то, что он ими делал, а ещё больше то, что не делал. Он не давил и не торопил, зато настолько много обещал, что Маша едва не задохнулось при том поцелуи на лестничной клетке.
Если бы Маша взяла листик и расписала там плюсы и минусы Сергея, то вышло бы примерно поровну, но если бы она прочитала ещё раз графу с минусами, она бы поняла, что для неё лично, для Маши Шульгиной — это плюсы.
Он тренер и вряд ли когда-нибудь достигнет финансового рая, но Маше вполне достаточно стабильности, зато Сергей занимается любимым делом, он цельный человек, знающий своё место в жизни и предназначение, как бы пафосно и старомодно это ни звучало.
У них не очень-то сходились взгляды на многое, Сергей спокойно относился ко многим вещам, вводившим Машу в оторопь и невольное осуждение. Он не осуждал геев, спокойно смотрел на межрасовые браки, традиции чужих народов, наций и религий. Наверное, он был космополитом, только никогда не задумывался об этом. И тут для Маши нашёлся плюс — он вовсе не осуждал Машу за связь с Игорем. Вернее, он злился, Маша заметила, как потускнел его взгляд, когда они говорили об этом, но осуждал он ситуацию, а не Машу.
А поговорить пришлось, и инициатором была Маша. Ей показалось странным заявление Сергея «Уведу тебя от Игоря», она подыграла, было забавно, её ещё ни разу не уводили, приятно попробовать себя в роли роковой красотки, ради которой совершаются безумства. Она бы и дальше продолжила «позволять себя уводить», не долго, но точно поиграла бы ещё, если бы не дурацкий грипп, но всё же, откуда Сергей узнал об Игоре? Мысль, что Игорь рассказывал об их связи всем и вся, была неуютной, Маша чувствовала горький стыд, ей совсем не хотелось, чтобы все знали об этом эпизоде.
— Серёжа, — спросила она, почти засыпая. На грани сна и яви не было щемяще стыдно обсуждать пикантный вопрос. — А ты откуда знаешь про Игоря?
— Почему тебя это волнует? — Сергей, лёжа на раскладушке, развернулся к ней лицом и подпёр голову ладонью.
— Ну… всё же, откуда?
— Услышал телефонный разговор.
— А больше никто не знает?
— Точно не скажу, вряд ли.
— А ты узнал до или после… всего?
— До, — Сергей подоткнул подушку резким движением, взбивая пух.
— А… пф-ф-ф… — Маша не знала, как сформулировать свой следующий вопрос.
— Машунь, — Сергей всё-таки встал и шлёпнулся на диван рядом с девушкой, поправил ей чёлку, лезшую в глаза, и подтянул одеяло ей до подбородка. — Машунь, я знал и злился. Сильно злился, как не лопнул от злости, сам не знаю, колотило, как в лихорадке, настолько я злился.