Хоть Мэри и было приятно, что ею восхищались, она также испытывала чувство вины. В следующий раз, когда Грэхем вызовет ее, она не только потеряет их уважение. Они могут возненавидеть ее за то, что она их обманула.

С наступлением темноты ей удалось проскользнуть на полку Сары и поговорить с ней.

— Я была с Грэхемом, — прошептала Мэри. — Что мне теперь со всем этим делать?

— Если бы не ты, было бы еще много смертей, — прошептала Сара в ответ. — Кроме того, если бы каторжницы знали, что наверху кто-то их хочет, они бы все до одной предлагали свою задницу. Да бог с ними. Как это было?

— Не так уж плохо, — ответила Мэри. Как бы она ни хотела поделиться с подругой всем, что пережила, она не могла этого сделать из-за уважения к Грэхему. В конце концов, он был добр к ней.

Через четыре дня Мэри снова вызвал лейтенант Грэхем. На этот раз ее вызвали одну, чтобы вычистить камбуз, и, когда она закончила грязную работу, появился Грэхем и велел ей идти к нему в каюту. Близился вечер, и через пару секунд после того, как за ней закрылась дверь, она услышала, как с работы возвращаются мужчины-заключенные.

Грэхем снова снял с нее кандалы, и для нее снова была приготовлена ванна. Но он не тратил времени на раздевание и овладел ею быстро, прежде чем она успела вытереться, и когда он кончил, то ткнул ей платье и нижнюю юбку.

— Ты не можешь оставаться здесь, — сказал он. — Нас заметят. Одевай это и убирайся.

— Можно мне чего-нибудь поесть? — спросила она, надевая нижнюю юбку.

— Я думал, ты украдешь что-нибудь, пока будешь на камбузе, — произнес Грэхем с ухмылкой.

— Мы не договаривались, что я буду красть то, что мне нужно, — ответила Мэри резко. Почти все время, что она провела на камбузе, за ней следил один из охранников, и, к ее разочарованию, единственным, что она смогла стащить, был кусочек сыра. — Я держу свое слово, держи и ты свое.

Когда Мэри надела новое платье, он отвернулся и достал продукты.

— Хорошо, — произнес Грэхем, все еще не поворачиваясь. — Но держи свой рот на замке обо всем этом. Если ты произнесешь хоть слово, я велю тебя выпороть.

Он вручил ей холодный мясной пирог и яблоко.

— Спасибо, сэр, — сказала она и сделала нахальный реверанс. — Я не буду этим хвастаться. Моя гордость не позволяет мне опуститься так низко.

Когда он наклонился застегнуть замок на кандалах, Мэри почувствовала его обиду. Она могла бы добавить что-нибудь полюбезнее, но была слишком занята мясным пирогом.

Недели и месяцы медленно тянулись длинной чередой. Пришла осень, а за нею зима, и вместе с ней перспектива замерзнуть насмерть. У женщин было лишь по одеялу на каждую, и они еще теснее сбивались в кучки по ночам. Умерло еще несколько женщин постарше, но их место заняли новоприбывшие, а новостей о высылке по-прежнему не поступало.

Уилл Брайант находился на «Дюнкирке» уже два года, и он часто со смехом говорил Мэри, что его семилетний срок истечет, прежде чем они поднимут парус.

Мэри по-прежнему отчаянно думала о побеге. Она подробно изучила расположение верхних палуб, кто в какое время дня патрулировал и когда было меньше охранников. Но ей еще не представилось ни одной реальной возможности сбежать, несмотря на всю ее бдительность. Мэри, безусловно, не собиралась предпринимать что-либо, не обдумав все как следует, ведь в случае поимки ее ожидала, как минимум, сотня ударов кнутом.

Поэтому, как и Уилл, она научилась смиряться со своим заключением, концентрируя свою энергию на поисках путей, как облегчить свои страдания, оставшись при этом живой и здоровой. Хотя ее отменное здоровье и постоянная работа на верхней палубе вызывали некоторую зависть у других женщин, она все же сохранила их уважение к себе, всегда отстаивая их интересы в случае необходимости. Мэри также брала все, что попадалось ей под руку и могло быть полезным: тряпки, которые женщины могли использовать во время менструации, мыло и небольшое количество еды, когда она могла достать ее, — и раздавала тем, кто нуждался больше всего.

Мэри Хейден и Кэтрин Фрайер вместе с Эджи в качестве громогласного рупора пытались сделать все, что в их силах, чтобы настроить женщин против Мэри, но ее могли обвинить только в том, что она была гордой и держалась особняком. Мэри не возражала, когда так говорили о ней, — она не считала гордость пороком. И когда ее называли одиночкой, она предполагала, что это так, поскольку она сама себе голова и стоит выше тех мелких сплетен, которые кое-кто распускал о ней. Но никто никогда не называл ее шлюхой, хоть она и понимала, что стала ею, несмотря на то что была близка только с лейтенантом Грэхемом.

Раз или два в неделю Мэри спала в его каюте. Он приносил ей еду, время от времени давал чистую одежду и проявлял некоторую привязанность. Но она ничуть не приблизилась к пониманию мужчин.

Временами ей казалось, будто он влюблен в нее, иногда же он, похоже, ее ненавидел. К этому времени она уже знала, что Грэхем женат и имеет двоих детей, и, когда он говорил о своей жене Алисии, в его голосе звучало почти благоговение. Но при этом он упорно укладывал Мэри в постель и, казалось, отчаянно хотел, чтобы она сказала, что любит его. Иногда он доставлял ей некоторое удовольствие, но чаще секс был таким же, как в первую ночь, — быстрым, резким и без всяких эмоций.

На самом деле Мэри испытывала к Грэхему жалость, так как она ощущала, что он непростой человек и, казалось, не имел настоящих друзей. Он не любил военный флот по-настоящему и много раз говорил Мэри, что хочет подать в отставку. Мэри догадывалась, что он трус, который постоянно живет в страхе, ожидая приказ направиться туда, где его может ждать опасность. И все же он любил власть, которую имел, будучи офицером, и знал, что в гражданской жизни для него нет места.

Мэри подозревала, что даже брак, который он так упорно называл счастливым, держался лишь потому, что муж и жена слишком долго находились порознь. Капитан-лейтенант Ваткин Тенч, которого Грэхем унижал при каждом удобном случае, казался гораздо более счастливым человеком.

Тенч был еще одной проблемой Мэри, потому что она чувствовала, что влюбилась в него. Хоть она и сомневалась, что когда-либо сможет посмотреть ему в глаза, если встретит его, с той первой ночи, когда они разговаривали, он покорил ее сердце. Это произошло не из-за его внешности, которая не была особенно примечательной, и не из-за того, что на него можно было положиться как на источник дополнительной еды. Это случилось потому, что он заботился о людях, даже о заключенных. Он мог командовать, не проявляя жестокости, и обладал чувством юмора.

Мэри любила его готовность к улыбке, какую-то тягу к жизни, благородство духа и отсутствие предрассудков. Она уже давно оставила всякую надежду сделать его своим любовником, но рассчитывала на него как на друга.

Теперь Мэри уже знала, что скорее он, чем Грэхем, вписывал ее имя в списки на работу на палубе. Он всегда был добр, разговаривая с ней, и сочувственно выслушивал, когда она обращалась к нему с жалобами. Хотя в большинстве случаев Тенч не мог уменьшить те страдания, которые выпадали на долю заключенных, поскольку все решения принимались на более высоком уровне, он, тем не менее, делал все, что было в его силах.