В основном это были теплые воспоминания, но время от времени Мэри думалось о чем-то горьком. Например, как мать побила ее и Долли за то, что они купались в море голышом.

В тот день, когда это случилось, Мэри не поняла, почему мать так рассердилась. Ей это показалось абсолютно лишенным здравого смысла. В конце концов, это был очень жаркий день, и, безусловно, если бы она и Долли испортили свою новую одежду соленой водой, это оказалось бы намного серьезнее.

Конечно, идея принадлежала не Долли: она не умела плавать, и все, чего хотела, — это немного поплескаться. Это Мэри уговорила ее.

Мэри вспомнила, как это произошло. Долли было около шестнадцати. Во вторую половину дня в воскресенье она не работала, поэтому они пошли прогуляться на пляж в Менабилли. Обе девочки надели новые розовые платья. Питер Броуд, который был моряком и о котором в семье говорили, что он зарабатывает много денег, привез этот шелк из одного из своих заграничных плаваний, и мама потратила несколько недель на шитье.

Долли была в полном восторге от своего нового платья. Она обожала розовый цвет, и фасон платья был очень модным — с присобранной талией и небольшим турнюром. Мэри не разделяла восхищения сестры и не хотела одеваться так же, как она. Больше всего Мэри возмущало то, что Долли всегда удавалось выглядеть безупречно, что бы она ни надела, потому что она была от природы аккуратной. Но когда они одевались одинаково, Мэри казалось, что теперь ее недостатки стали заметнее. Сестры очень походили друг на друга из-за того, что у них были одинаковые темные вьющиеся волосы, но Долли выглядела намного изящнее благодаря осиной талии и грациозной походке, которые очаровывали всех. Рядом с ней Мэри чувствовала себя невзрачной и неуклюжей.

К тому времени, когда они добрались до пляжа, им стало очень жарко, и Долли разочаровалась, не увидев там никого, кому можно было бы показать свою обновку.

— Зря мы пришли сюда, — сказала она с раздражением. — Теперь нам придется возвращаться по жаре.

— Тогда давай охладимся в море, — предложила Мэри.

Долли, конечно, беспокоилась за свое платье, но после непродолжительных уговоров Мэри убедила ее, что они могут зайти за пляж, пройти через лес, там снова выйти к воде, снять платья и поплескаться.

Одно повлекло за собой другое. Когда они очутились в укромном месте, где были сокрыты от любопытных глаз, Долли решила, что нет смысла мочить нижнюю юбку и сорочку, поскольку она была уверена, что Мэри забрызгает свои. Возможно, ей захотелось хоть единственный раз стать такой же отчаянной, как ее младшая сестра, и, когда Мэри сняла с себя все до нитки и вошла в воду, Долли охотно последовала за ней.

В тот день они обе веселились как никогда. Мэри поддерживала Долли под живот и пыталась научить ее плавать. Та никак не могла понять, что делать, так что Мэри тащила ее по воде за руки. Они были так поглощены своей игрой, что забыли посматривать, не следит ли кто за ними.

Позже, уже одетые, они хихикали всю дорогу домой, и Долли рассказывала Мэри смешные истории о работавших с ней служанках.

Когда они вернулись, мать стояла у порога, и даже на расстоянии девушки поняли, что она сердится. Ее губы напоминали прямую линию, а руки были сложены на груди.

— Вы маленькие испорченные девчонки! — завопила мать, когда они подошли. — Немедленно идите в дом и объясните свое поведение.

Как оказалось, один рыбак со своей лодки увидел, как они купались, передал это кому-то, кто поторопился сообщить об этом их матери.

— Какой позор, — не переставая повторяла она. Мать загнала их вверх по лестнице и велела снять одежду.

Мать била их палкой по ягодицам и по спине, пока у Долли не пошла кровь. Тогда она наказала Мэри, отправив ее в постель без ужина, а Долли отослала к хозяевам.

Мэри тогда подумала, что ее мать была жестокой и что она испортила им все удовольствие. Мэри не понимала, что дурного в том, чтобы искупаться голышом. И она продолжала винить мать, когда Долли больше никуда не хотела ходить с ней.

Мэри вздохнула, вспомнив этот день. Она тогда была так невинна, почти не обращала внимания на свою едва намечавшуюся грудь, не говоря уже о том, чтобы заметить, как желанна Долли. Ей, конечно, не приходило в голову, что мать испугалась, подумав о том, что могло бы случиться с девочками, если бы их заметила пара моряков.

Но теперь Мэри знала, какими животными могут быть мужчины. Ей казалось, что с ней случилось почти все, от чего пыталась предостеречь ее мать. И даже отсутствие месячных.

Мать всегда туманно говорила о том, что происходит между мужчиной и женщиной, но она предупреждала их о том, что называла «странным делом». Мать говорила, что когда не приходят месячные, это значит, что у девушки будет ребенок.

Мэри старалась убедить себя, что этого не может быть, что, возможно, это результат волнения по поводу ожидания их отплытия. Но к марту ей пришлось признать возможность того, что она ждет ребенка от Грэхема, и она посоветовалась с Сарой.

— Похоже, что так, — сказала та, задумчиво глядя на Мэри, — бедняжка, если бы я узнала, что беременна, то бросилась бы за борт прямо в цепях. Я слышала, что из-за живота можно получить отсрочку перед виселицей, но чтобы из-за этого не выслали, об этом мне не известно.

Мэри еще больше пала духом, так как ожидала, что Сара разгонит ее страхи.

— Ну хорошо, если уж он у меня будет, то пусть родится здесь, а не на «Дюнкирке», — сказала она с вызовом. Мэри была свидетельницей того, как рожала Люси Перкинс, и этот ужас до сих пор стоял у нее перед глазами. С Люси не сняли цепей, и после двадцати часов схваток ребенок родился мертвым. Люси умерла через несколько дней. Ни за каким врачом не посылали, и единственную помощь она получила от других женщин. Сара была одной из них. — И потом, ты мне поможешь, правда?

— Конечно, помогу, — ответила Сара быстро, возможно, тоже вспомнив о тех родах. — Ты сильная и здоровая, с тобой все будет в порядке.

В ту ночь Мэри не смогла уснуть. Она лежала и волновалась. Не так о рождении ребенка, как о том, что Тенч подумает о ней, когда узнает. Теперь он потерян для нее навсегда.

* * *

Было начало мая. Вскоре после того как Мэри исполнился двадцать один год, они наконец услышали, что отплывают в воскресенье, тринадцатого числа, и присоединяются к флотилии. Всего плывет одиннадцать кораблей, шесть из которых перевозят около шестисот заключенных и целую компанию морских пехотинцев, некоторых с женами и детьми. На остальных кораблях будет провиант и различные запасы на первые два года.

Во время долгого ожидания большинство заключенных писали домой, или, если они были неграмотными, за них писали другие, Однажды, еще в апреле, когда Мэри и еще одной женщине разрешили подняться на палубу для зарядки, Тенч предложил написать письмо за Мэри, но она отказалась от его предложения.

— Лучше пусть они не знают, куда я направляюсь, — сказала она, грустно глядя на Корнуолл через неспокойное море. За последние несколько дней сушу тронуло весенней зеленью, и Мэри с ностальгией вспомнила примулы на травянистых берегах, гнездившихся птиц и новорожденных барашков среди вереска. Мэри с трудом верила, что ее оторвут от этих мест, которые она так любит. — Пусть они лучше думают, что я забыла о них, чем представляют меня в кандалах.