– И это все? – удивленно спросила Кребс. – Обычно ты отправляешь более объемные донесения.

– А что, по-твоему, я должен был сообщить в Центр? То, что буду изо всех сил стараться выполнять задачи Родины, не жалея сил, здоровья и самой жизни? Центр поставил задачу, я ее принял.

– Для такой короткой передачи не обязательно было ехать к тебе, ее не запеленговали бы и у меня.

– Кто знает, что за технику использует радиотехническая служба СС? Орудие и снаряды – это, конечно, не баллистические ракеты, но и не полевая артиллерия. Это шаг к созданию полноценной ракеты, а этого допустить нельзя. Кофе выпьем?

– Нет, может, довезешь меня на машине до аптеки? На службу тебе еще рано. А вот автобусы уже забиты.

– Поехали.

Отъехав от дома, Биккель чертыхнулся:

– Черт, совсем забыл.

– Что именно, дорогой?

– Забыл спросить тебя кое о чем. А ведь хотел еще вчера.

– Ты меня интригуешь. Что ты хочешь знать?

– Ты где родилась, Ильза?

Женщина с удивлением посмотрела на него:

– Ты не читал мое личное дело в Москве?

– Читал, но на это не обратил внимания.

– Не свойственно разведчику.

– Так где, Ильза?

– В Шверине, а что?

– А в Хенсдорфе у тебя, случайно, родственников нет?

– Вот ты о чем! Знаешь, есть двоюродная сестра. Она до замужества жила в Шверине, затем переехала с мужем в Хенсдорф. Его назначили начальником городской телефонной станции, а Сельма по образованию – медицинская сестра. Устроилась в больницу. Муж, я сейчас не помню, как его звали, по-моему, Адел, погиб во время пожара на станции еще в 1936 году, как раз когда в Берлине шли Олимпийские игры. Сельма осталась одна. Но мы с ней после Шверина практически не виделись. Ты хочешь использовать Сельму для выезда в Хенсдорф?

– Да. Другой причины получить разрешение на выезд я не вижу. Твоя родственница весьма кстати.

– Но я даже не знаю, где она живет.

– А Пауль на что?

– О нем я не подумала. И все-таки будет странно: почти восемь лет мы не виделись, не переписывались, и вдруг – на тебе, я вспомнила о двоюродной сестре.

– Так происходит нередко.

– Возможно, а знаешь, мне даже интересно посмотреть, как она живет.

– Вот и посмотришь.

– А если она умерла?

– Сходим на могилу. Главное, выехать в Хенсдорф на несколько дней.

Ильза вздохнула:

– Тебе виднее.

Он отвез Ильзу на Вильгемштрассе, вернулся в район Ринден, проехал через контрольно-пропускной пункт на территорию полка. Оставил «Опель» на стоянке офицеров управления, прошел в штаб. В кабинете встретился с обер-лейтенантом Кестером, который раньше обычного явился на службу, чем никогда не отличался.

– Хайль Гитлер, Руди!

– Хайль, герр майор!

– Ты чего так рано явился в штаб?

– Не по своей воле.

– Это понятно.

– Приказ командира полка: лично проинструктировать обер-лейтенанта Стефана Франка. Его экипаж вылетает для съемки острова Ургедон.

Помощник начальника штаба посмотрел на часы:

– Вылет в 10.00. На борту должна быть фотоаппаратура. После полета на мне – работа со снимками. В 18.00 я должен представить готовые фотографии лично полковнику Кауцу.

– И что там можно сейчас снять?

– Ну, наверное, есть что, раз высылают пассажирский «Хенкель», кстати, после этого он должен быть готов к вылету в Берлин.

– Это как-то касается задач полка по обеспечению безопасности зоны ответственности северного командования ПВО?

– Черт его знает, герр майор. В такие дела я не лезу.

– Начальник штаба в курсе задания?

– Естественно. Как же без этого. Так что до 18.00 вам придется трудиться здесь без меня. График нарядов и караула я составил, отпуска на время отменены.

– А это еще почему?

– Война, герр майор.

Офицеры рассмеялись.

Биккель мгновенно оценил ситуацию:

– Слушай, Руди, а не сходить ли нам вечером в кафе?

– Вы имеете в виду офицерское?

– Нет, там так же, как в казарме: бармен тянется похлеще любого дневального. Я предлагаю сходить в кафе Старого парка. Там спокойнее.

– Хорошее кафе, – согласился обер-лейтенант, – а повод?

– Да просто посидеть, поговорить. Или обычное человеческое общение уже не в моде? В кафе следует ходить развлекаться, либо проводить деловую встречу, либо снять проститутку?

– А так сейчас и получается. Ну что ж, приглашение принимается, пара условий, если позволите.

– Называй.

– О службе ни слова.

– Само собой.

– И еще: без вашей очаровательной фройляйн Кребс.

– Ревнуешь?

– Нет, завидую.

– В городе много женщин.

– Но не таких, как фройляйн Кребс.

– Договорились.

Обер-лейтенант ушел.

В 8.30 Биккель направился на офицерское совещание, где обсуждался план дня, а командиры эскадрилий получали полетные задания.

К полетам на сегодня привлекалось только одно звено прикрытия северо-западного побережья, исключая район острова Ургедон. Это было обозначено категорически. В задачу звена входило обнаружение самолетов Великобритании. На этот случай к вылету была готова эскадрилья «мессеров». Полк был смешанным: в нем были и истребители, и истребители-бомбардировщики, и бомбардировщики, и самолеты-разведчики, и несколько транспортных бортов, сведенных в единое звено.

Биккель видел, как в воздух поднялся пассажирский «Хенкель-111».

В кабинет вошел Кестер:

– Борт с фотоаппаратурой взлетел.

– Я видел.

– Через час вернется, и мне придется проявлять пленку.

– Никогда не занимался фотографией.

– А напрасно, увлекательная штука. Особенно когда в ванночке белый лист постепенно превращается в картинку.

– Хлопотливое занятие. Фотографировать, может, и приятно, но потом все эти проявители, закрепители, ванночка, специальная лампа. Не по мне.

– Каждому свое!

– Это верно. Классический пример справедливости. Поэтому эту фразу поместили над входом в концлагерь Бухенвальд.

Обер-лейтенант усмехнулся:

– Вы действительно считаете, что концлагерь является символом справедливости?