Увлекшись идеей исследовать жизненный уклад русских и движимый любопытством, я посетил достаточно много школ в Белоруссии и на Украине, ведь сельскую школу было довольно легко опознать. Это всегда было одноэтажное здание, рядом с которым, как правило, располагался небольшой скверик с бюстом либо статуей Ленина или Сталина. Почти все эти монументы были из белоснежного гипса. В большинстве сел имелись грубо сколоченные из березовых бревен триумфальные ворота, которые по случаю Первомая и других праздников украшались бумажными ленточками и транспарантами с соответствующими лозунгами.

Внутри школьных зданий располагались одна-две классные комнаты с деревянными и не слишком чистыми полами, что было вполне объяснимо, ведь деревенские улицы в сухую пору покрывал толстый слой пыли, а в дождливую погоду — пласт жидкой глины и грязи. Школьники, ходившие в школу летом босиком, а зимой в обмотанных тряпьем полурваных калошах, естественно, приносили в класс на своих ногах весь этот уличный мусор. Справедливости ради следует признать, что все учителя стремились привить своим ученикам любовь к чистоте и по возможности культуру личной гигиены. Но это осуществлялось не ради блага отдельно взятого человека, а для того, чтобы дать государству здоровую, крепкую и дееспособную рабочую силу.

В сентябре 1941 года я решил посетить одну из школ и взял себе переводчика, а в качестве проводника — одиннадцатилетнего парнишку, которого звали Василием. Само здание во время боев, видимо, посещалось населением в поисках чего-нибудь нужного, но в целом сохранилось довольно хорошо. Перед входом Василий с гордым видом указал мне на броский красный транспарант, на котором черными буквами было начертано: «Учиться, учиться и еще раз учиться!» Слегка рябоватое, но умное лицо Василия так и светилось от гордости, что ему выпала миссия служить проводником. Первоначальная робость этого мальчугана быстро развеялась от подаренного мною носового платка, видимо первого в его жизни, а также горсти белого и сладкого печенья.

К моему великому удивлению, Василий отыскал среди валявшихся повсюду книг учебник немецкого языка и принес его мне. Самому ему предстояло начать изучать язык только в следующем году, но несколько слов он мог сказать уже сейчас. Это издание 1940 года по смыслу и содержанию очень напоминало учебник русского языка. Рассчитанное на начинающих, оно было выполнено как букварь и снабжено многочисленными картинками, которые почти все были сопряжены с коммунистическими идеалами. Многие изображали солдат и оружие Красной армии. Не обошлось, конечно, и без портретов Ленина, Сталина и Маркса.

Почти все тексты являлись пропагандистским материалом, призванным восхвалять достижения нового русского государства по сравнению с царским временем. При этом упор делался на свершения в области индустриализации и культуры. Везде висели плакаты, свидетельствовавшие об успехах в выполнении планов пятилеток. Я выяснил, что многие из этих цифр Василий знал наизусть, и вообще в своей манере разговаривать он походил на маленький пропагандистский аппарат, будучи явно убежденным, что живет в настоящем раю для рабочих.

Даже пожилые люди, которые могли распознать многие недостатки в новом укладе жизни, свято верили в то, что избранный Россией путь является единственно правильным и что по крайней мере их дети будут жить в идеальном государстве. Они были убеждены, что все плохое привнесено извне, а главным препятствием в достижении поставленной цели являются происки капиталистов и буржуазии. По их мнению, эти враги рабочих и крестьян когда-нибудь обязательно будут стерты с лица земли коммунистическими идеалами. И это произойдет во всем мире. Странным, однако, являлось то, что уже тогда воплощение идеалов интернационализма — Коммунистический интернационал несколько отошел на второй план, а забытые слова о родине и отчизне неожиданно вновь появились и стали звучать все чаще и чаще.

Деревянные стены классной комнаты были украшены броскими плакатами с лозунгами и портретами. В классах, так же как и в обычных жилых помещениях, в качестве единственного настенного украшения использовались яркие цирковые афиши или давно перевыполненные партийные воззвания. Другие настенные лозунги содержали призывы к соблюдению чистоты, повиновению государству и проявлению уважения к старшим по возрасту. Кроме того, я обнаружил объявления пионерской организации, которая, однако, ничего общего с движением скаутов не имела. Эта организация являлась чисто политическим объединением молодых коммунистов и комсомольцев[55], в задачу которого входило политическое обучение и допризывная подготовка порастающего поколения. Василий тоже был пионером и очень гордился этим.

Картины на стенах изображали сцены из революционного прошлого России и, как и все остальное, должны были напоминать об идее классовой борьбы.

Мой маленький проводник никак не мог поверить, что за пределами его страны никаких ежедневных уличных и баррикадных боев и в помине не было, что подвластная капиталистам военщина не стреляла каждый день в беззащитных рабочих и крестьян. У него в голове не укладывалось, что вне его страны рабочий, если он трудолюбив, может добиться известного достатка. Дом на одну рабочую семью и сад в качестве собственности у рабочего казались ему чем-то нереальным, пришедшим из придуманной сказки — сказывались плоды оторванности России от остального мира и проводимой в ней более двадцати лет пропаганды.

Примечательным было и то, что эта коммунистическая система, первоначально являвшаяся чуть ли не нигилистской, теперь всеми средствами стала проповедовать необходимость соблюдения дисциплины. Лозунги на всех стенах внушали ученикам, что без дисциплины высокие достижения и создание сильной, боеспособной Красной армии невозможны. Другие призывы выдавали официальное отношение властей к религии.

«Мы отрицаем любую мораль, исходящую от Бога! — гласили они. — Религия — опиум для народа!»

На протяжении военного похода по Белоруссии и до самой Москвы мне попалась всего лишь одна действовавшая до недавнего времени православная церковь. Это был великолепный храм, располагавшийся на холме возле города Истра. Однако внутри все оказалось заброшенным, так как священники сбежали. И все же собор позволял судить о своем былом величии и произвел на меня сильное впечатление. Все же другие церкви, в которых мне удалось побывать, были опустошены и использовались в качестве амбаров для зерна или деревенских складов-распределителей.

Осеннее наступление 1941 года. — Дорога Смоленск — Москва. — «Сталинский орган». — Через Рузу. — В грязи. — Загадка русской души. — Зима угрожает. — Наступление на Москву. — Замерзшие перед целью. — Вступление в войну Америки. — Бои при отходе. — Угроза катастрофы. — Возвращение на санитарном поезде. — Французский легион. — Общеевропейские идеи