— Крис, мы, конечно, заключили перемирие, но это вовсе не значит, что вы должны терять бесценные минуты общения с природой из-за моей малоприятной компании.

— Вам бы это все равно предложила Одри, — возразил он. — Я просто немного ее опередил. В океане всем хватит места, поверьте. Вовсе не обязательно плавать, взявшись за руки.

— Тогда я согласна, — неожиданно вырвалось у нее.

Боже, да я безумна! Сама рою себе могилу, спохватилась она.

— А сейчас, я думаю, самое время перейти к более скучной части нашей сегодняшней программы. Вы обещали отвезти меня в банк и магазин, — напомнила ему Элизабет.

— Значит, экскурсия окончена? — огорченно спросил Крис.

— Нам некуда спешить, у меня впереди целый месяц. Я не хочу за один день увидеть все самое интересное.

— Будь вы здесь даже год, мы бы нашли чем заняться.

— А я и не догадывалась, что Ларок может предложить большой выбор развлечений.

Казалось, он равнодушно отреагировал на эту фразу, но она не могла не заметить, что уголок его рта слегка дернулся.

— Вы и не могли об этом догадываться. Возможно, я вас еще удивлю.

— Я буду ждать с нетерпением…

Взглянув на Элизабет, Кристофер неловко улыбнулся.

— Восхищаюсь вашими актерскими данными. Ну да ладно, вернемся к нашим баранам. Что же это вам так загорелось купить сегодня в магазине? — спросил он, выезжая на дорогу, ведущую в город.

— Лак для ногтей и жидкость для его снятия, — без смущения выпалила Элизабет и лишь потом осознала, как глупо прозвучало ее признание.

Прежде чем удивленно поднять на нее глаза, он окинул внимательным взглядом ее безупречный маникюр.

— Это для ног, — добавила она наигранно непринужденно. — Сегодня я обнаружила, что мой педикюр не в порядке, а у меня нет с собой красного лака. Я всегда пользуюсь красным…

— Какой ужас! С ногтя облупился лак! Это действительно катастрофа! Ну что же вы мне раньше не сказали? Я бы не мучил вас полдня. Разве я похож на бесчувственное животное?

Элизабет мягко оборвала Кристофера, готового бесконечно развивать понравившуюся ему тему:

— А что плохого в том, что я слежу за собой? Разве кому-то от этого хуже?

— Конечно, никому. Всем от этого только лучше. Вперед, в город! По магазинам! Заодно куплю себе расческу, чтобы не смущать вас своей шевелюрой. У меня, правда, где-то есть одна, но зубьев на ней почти не осталось. Кто знает, может быть, со временем я созрею и для парикмахерской.

— Но что скажет Одри, — с легкостью поддержала его иронический тон Элизабет, — если вы вдруг появитесь к обеду аккуратно причесанным и прилично одетым? Боюсь, она подумает, что вы без ума от меня.

— По правде говоря, меня это мало волнует. Главное, что таких иллюзий не питаете вы.

— Каких иллюзий?

— Относительно того, что я мог бы в вас влюбиться. Как вы догадались, мне не нравятся напористые, решительные, рассудительные, амбициозные женщины. Нежные, женственные, беззащитные больше в моем вкусе. А еще, возможно, я старомоден, но предпочитаю быть хотя бы небезразличным. — Натянутая улыбка пробежала по губам Кристофера. — Впрочем, вы могли бы притвориться…

— Притвориться?!

— Да, притвориться, что я вам небезразличен. Можете даже для разнообразия попытаться стать нежной и трогательной. А я вам отвечу страстным и пылким взглядом, тоже для смены атмосферы. Одри будет в восторге.

Неожиданно Элизабет захотелось расплакаться. Неужели он не чувствует, что я совсем не холодная и не бессердечная? Если бы я была такой, разве смог бы он так больно обидеть меня своими словами? — с горечью думала она.

— Сожалею, но у меня не получится сыграть это достаточно правдиво, так что лучше не пытаться, — ответила Элизабет с явным желанием закончить словесную дуэль. — А сейчас закройте, пожалуйста, рот и отвезите меня в город. Я очень устала и от этого разговора, и от этой поездки.

Машина резво взбежала на холм. Кристофер молча жал на акселератор, забыв обо всех ограничениях.

— Я ненавижу его, — бормотала Элизабет, нервно вышагивая по комнате взад-вперед после обеда. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу…

— Ради всего святого, вы не могли бы немного помолчать, вместо того чтобы ходить из угла в угол и рычать как львица в клетке, — неожиданно раздался голос Кристофера из соседней комнаты. — Прокатитесь на машине или прогуляйтесь, только не мешайте мне. Я уже битый час не могу сконцентрироваться… Но не забудьте, что вечером мы идем купаться.

Элизабет выскочила из спальни на веранду, потом ринулась в комнату соседа, но застыла у открытой двери: какая-то сила не пускала ее внутрь. Так она и стояла у входа — решительная поза, глаза, мечущие молнии… в затылок Кристоферу, который сидел спиной к двери и деловито стучал по клавишам машинки, делая вид, что не догадывается о ее присутствии.

— Не знаю, заметили вы или нет, — отчеканила она, — но на улице идет дождь.

— И что? — Кристофер нехотя развернулся на стуле.

— А то, что я не хочу кататься на машине, когда идет дождь! И не хочу идти на пляж, когда идет дождь!

— Почему? Во время дождя вода очень теплая.

— Честно говоря, я не очень люблю морские купания.

— Почему?

— Потому что я плохо плаваю. Убедительно?

— Плохо плавает тот, кто мало плавает. Кроме того, вам все равно больше нечем заняться, кроме педикюра.

— Спасибо за напоминание. Но более десяти минут это не займет.

— Тогда займитесь садом. Его давно не пололи.

— Под дождем, со свеженакрашенными ногтями?

— Дождь скоро кончится, долгих дождей у нас не бывает. Пока мы с вами тут разговариваем, небо уже проясняется.

Элизабет вздохнула.

— Похоже, этот месяц будет для меня бесконечно долгим, — сказала она и повернулась, чтобы уйти.

— Займите себя чем-нибудь, Элизабет, — добавил Кристофер, развернувшись к машинке. — И главное — делайте это тихо…

Элизабет хотела ответить, но, увидев его спину, молча вышла из комнаты. Сначала она побродила по дому, потом тоска выгнала ее в сад, и, чтобы отвлечься от мыслей, она решительно набросилась на колючие сорняки, местами доходившие ей до колена. Первые минуты она срывала их, злобно чертыхаясь, потом успокоилась и даже начала получать удовольствие от вида аккуратно прополотых цветочных клумб. Но сад был запущен. Как-никак со дня смерти тетушки, которая с любовью и душой каждый день занималась цветами, прошло уже немало времени.

Элизабет мысленно спланировала «график работы», чтобы как можно быстрее вернуть саду былую привлекательность. После того, как дневная «норма» была выполнена, она пошла смывать усталость.