— Не вешают, — подсел сбоку Лыков. — Только каторгу дают. Бессрочную.

Кедроливанский побелел. Было видно, что он человек впечатлительный, и сыскные еще поднажали:

— Бери бумагу и пиши признательные, иначе гнить тебе в Нерчинске до гроба. Вон из самого Петербурга прислали статского советника Лыкова искать тех громил. До государя дошло! Головы полетят. Подумай о своей.

Алексей Николаевич показал арестованному полицейский билет. Тот увидел печать Департамента полиции и закрыл лицо руками.

— Вот знал я, знал, что этим кончится! Все Лобацевич, каторжная харя, сахалинский гнус!

— Рассказывай. Почему постелей было четыре? Мы ищем Большого Пантелея, Почтарева и третьего с птичьей грудью, Ударкина. Кто четвертый?

— Кличка ему Собака Ваня. Фамилии не знаю. Он какой-то лямой, все время ругается и на пол харкает. И слова против не скажи.

— Как выглядит? Особые приметы есть?

— Точно так, имеется одна. Мизинец на левой руке сухой, не разгибается.

Так сыщики узнали прозвище и приметы четвертого члена банды. В картотеке его быстро отыскали: Иван Недоносков, убийца, отсидевший на Сахалине пятнадцать лет и скрывшийся с поселения. Большой Пантелей подобрал себе команду из тех, с кем вместе звенел кандалами на острове.

Вернулся из крепости Мартынов и присоединился к допросу. «Кондитер» сдал настоящего владельца притона, блатер-каина Лобацевича, и сообщил, где тот прячет воровскую добычу. Уставшие сыскари уже валились с ног, но деваться некуда, они поехали к пристанодержателю. Шла новогодняя ночь, люди веселились, где-то пили шампанское, а полицейские крутились как заведенные. Лыков дал в помощь владивостокцам Сергея, а сам отпросился поспать пару часиков. Староват он стал для бессонных ночей с обысками и допросами…

Чтобы проветриться, Алексей Николаевич пошел в гостиницу пешком. Было шесть часов утра, еще не рассветало, а фонари почему-то уже начали гасить. Зима выдалась бесснежная, во всем Владивостоке замостили полторы улицы, и сыщик ковылял по тротуару, спотыкаясь о кучи мусора. Он думал, что давно не видел такого грязного города, потом представил чистый, вылизанный Петербург и как он с внуком Ванечкой идет в зверинец. Вдруг спина его похолодела. Статский советник резко обернулся. В пяти шагах от него стоял человек с ножом в руке. Среднего роста, светлые волосы, и жуткий взгляд… Чума!

У сыщика от страха отнялись ноги. Браунинг слева под мышкой, он не успеет расстегнуть пальто и достать оружие… А убийца смотрел на питерца в упор и зловеще ухмылялся. Вот он сделал шаг к жертве. Опомнившись, сыщик развернулся и бросился наутек. Но Чума был чуть не втрое моложе, как от него убежишь? Еще этот ужас, парализующий волю… Обернуться, попробовать отразить удар? В прошлый раз, когда напал Картусов — не отразил…[44] Вдруг Лыков вспомнил, что в боковом кармане пальто лежит свисток. Он вытащил его и стал наяривать, не сбавляя скорости. Свистеть на бегу оказалось трудно, но наконец вылетела резкая трель. В тишине она прозвучала оглушительно, и тут же снизу, со Светланской, донесся ответный сигнал. Алексей Николаевич наподдал из последних сил, каждую секунду ожидая, что Чума его догонит и вонзит клинок в спину. Но тот внезапно куда-то исчез, топот прекратился. Отбежав еще на двадцать саженей, Лыков осмелился обернуться — и увидел пустую улицу.

Уф… Он чувствовал мокрую от страха спину, ватные ноги, неприятное подрагивание пальцев. С первого боя на войне сыщик не испытывал такого. Может, пора в отставку? Если щенок, полусумасшедший мальчишка так его напугал. Хотя, обернись он на две секунды позже, сейчас лежал бы со вспоротой грудью. А злодей пилил бы ему шею.

Снизу прибежал постовой городовой, увидел солидного господина и спросил:

— Что тут случилось? Кто свистел?

Лыков вынул билет, служивый стал во фрунт и козырнул:

— Какие будут приказания, ваше высокородие?

— Доведи меня до «Гранд-Отеля».

— Слушаюсь. Но…

— Что произошло?

— Да. Мне рапорт придется писать.

— Напиши, что статский советник Лыков позвал на помощь, когда за ним гнался преступник с ножом. Но, услышав твой ответный свисток, преступник убежал.

— Однако я никого не видал, кроме вас.

Алексей Николаевич без сил опустился на ступеньку ближайшего дома:

— Ты думаешь, я просто так звал? От скуки?

Городовой лишь теперь обратил внимание на помятый вид и бледное лицо статского советника:

— Виноват! Позвольте вас проводить.

— Сейчас, дух переведу. Слышал про маньяка, что режет китайцев?

— Так точно. Всем велено быть внимательными. Правда, что он ночью еще одну голову снял?

— Правда, в Гнилом углу за ипподромом. А сейчас он за мной гнался.

Городовой отступил на шаг:

— Эвона что… Теперь понятно.

— Тебе понятно, а мне нет, — начал отходить питерец. — Непонятно, кто сообщил негодяю, что именно я руковожу его поисками. И что пойду в номера по Суйфунской один. А?

Нижний чин молчал. Лыков одернул себя: не надо запутывать служивого человека, у него и без того забот хватает.

— Извини. Пойдем.

Он попробовал встать — и не смог. Городовой тактично подал руку. Так вдвоем, чуть не в обнимку, они дошли до гостиницы. Уснуть у статского советника не получилось. Все стоял перед ним среднего роста нелюдь и скалился, помахивая ножом. Хотелось выпить водки, но уже начался день, пора было возвращаться в полицейское управление. И Лыков дал себе слово: поймать Почтарева и посмотреть в его черные пустые глаза. Но уже без страха.

Так Алексей Николаевич встретил новый тысяча девятьсот тринадцатый год.

Лыков пришел в городское полицейское управление в девять утра и сразу стал центром всеобщего внимания. Постовой со Светланской успел доложить рапортом, как прибежал на вызов свистка. И обнаружил статского советника из Департамента полиции сидящим на крыльце в бледном виде… Заодно послушал, как за ним гнался маньяк с ножом. Первым налетел с расспросами сам Лединг. Алексей Николаевич честно все ему рассказал, в том числе и про то, как испуганно драпал от Чумы. Полицмейстер качал головой и сочувствовал, но в душе, как показалось питерцу, смеялся над ним. Потом появились сыскные вместе с Азвестопуло, и пришлось рассказывать все по второму разу. Коллежский асессор сжимал кулаки и метал молнии, но что толку… Живой остался, и слава богу, заявил Лыков. И спросил, что дал обыск у блатер-каина. Только Мартынов стал докладывать, как последовал телефон от военного губернатора, и питерец вынужден был описывать свои приключения в третий раз.

Когда все улеглось, коллежский регистратор продолжил доклад. Обыск дал богатую добычу: множество предметов, украденных за последние месяцы и находящихся в розыске, обнаружились в тайнике. Опытные барыги имеют несколько квартир, снятых на чужое имя, где и прячут дуван. Стало ясно, что Лобацевич — главный скупщик краденого в преступной слободке, а может, и во всем городе. Нашелся даже похищенный еще в ноябре соболиный горжет жены председателя Приамурского военно-окружного суда — Мартынову особенно доставалось от начальства за то, что не мог его сыскать. Тут успех был полный, Сергей Исаевич сиял от радости. Но давать показания о Большом Пантелее и его банде арестованный отказался наотрез.