жены Ханы, перебравшимся в Палестину за год до создания Государства Израиль. Хельмут и Хана познакомились в пятьдесят пятом году в Асунсьоне, где он тогда жил, а она приехала в туристическую поездку после окончания школы. После свадьбы молодые решили жить в Израиле и поселились в этом доме. Через год у них родился сын Моше. В начале девяностых один за другим скончались родители Ханы. Сын Моше женился, обзавелся собственным жильем и перебрался в Иерусалим. А пять лет назад скончалась и Хана. С тех пор старик жил один. Пока, два месяца назад, после развода, в Моца-Иллит не переехал его внук Габриэль. С одной стороны, Хельмут был рад такой перемене в однообразной стариковской жизни. Серьезно увлекшийся в последние годы кулинарией, Хельмут взял на себя все заботы о питании внука, а заодно и о его быте, и это внесло в его существование осмысленность и живой ритм. С другой стороны, развод Габриэля огорчил старика, искренне считавшего семью внука едва ли не образцовой. Он был уверен: ничто так не сближает супругов, как общие интересы. А уж адвокат и офицер полиции всегда найдут о чем поговорить.

…Не отрываясь от своего вязания, Алина подняла глаза на отца.

– Как ты поработал?

– Замечательно. – Полковник вытянул ноги и устроился в кресле удобнее, наблюдая, как дочь пытается попасть острым концом спицы в шерстяную петлю.

– Замечательно? – Брови Алины изогнулись. – Ты поймал всех преступников?

– Нет. Если я поймаю всех преступников, то останусь без работы. Как и твоя мама, кстати.

– Моя мама без работы не останется, – заявила Алина, попав наконец спицей в непокорную петлю. – Когда ты переловишь всех преступников, мама переквалифицируется в профессионального игрока в бридж. Она говорит, что это ее мечта. Ничего не делать, только играть весь день в бридж.

Габриэль нахмурился. К бриджу они с Даной пристрастились лет пять назад. Научились играть просто так, из интереса, а потом составили весьма неплохую пару и даже заняли третье место на чемпионате Иерусалима.

– Твоя мама? Будет зарабатывать игрой в бридж? – Габриэль изобразил на лице высшую степень удивления. – Боюсь, это оставит тебя без средств к существованию.

– Да? – в голосе Алины звучала ирония. Она оторвалась от своих спиц и с улыбкой смотрела на отца. – А она говорит, что играет лучше тебя.

Ей явно доставляло удовольствие подначивать отца. Габриэль смотрел на дочь с улыбкой и не думал сердиться. Впрочем, последнее замечание заставило его еще раз нахмуриться.

– Она не играет лучше меня, – упрямо буркнул Габриэль. – Иногда ей просто больше везет. Впрочем, – он выгнулся в кресле и потянулся всем своим большим и сильным телом, – в ближайшие годы безработица ей не грозит. – Он заглянул в глаза дочери. – Твоя мама замечательный адвокат. Так что с переквалификацией и бриджем придется подождать. Вероятно, до пенсии.

Спицы замерли. Алина подняла глаза на отца.

– По-моему, ты до сих пор ее любишь?

Габриэль смутился. Ему вдруг захотелось сказать дочери правду о том, что он до сих пор любит свою бывшую жену Дану Лейн, урожденную Шварц, официальный развод с которой оформил два месяца назад. Почему они разошлись? Ответить на этот вопрос Габриэль не мог до сих пор даже себе. По взаимной договоренности, говоря о причине развода, и в суде, и в разговорах с друзьями и родственниками они произносили только одну фразу: «Не сошлись характерами». И все. Больше никаких объяснений и подробностей.

Эта абсолютно формальная и ничего не объясняющая фраза была в данном случае совершенно правдива и точно описывала ситуацию. Они действительно не сошлись характерами. На двадцатом году брака совместная жизнь превратилась в ежедневную цепь выяснения отношений по самым разным, чаще всего пустяковым поводам. Попроси кто-нибудь Габриэля вспомнить конкретную причину разногласий, он не смог бы этого сделать. Воспитание дочери, вопросы юриспруденции и толкование законов, политическая ситуация в Израиле и в мире, выборы в муниципалитет Иерусалима, отношение общества к мигрантам и гомосексуалистам, необходимость есть лук и чеснок, пить много воды и не солить суп для поддержания здоровья… Все становилось причиной сначала споров, затем ссор, перебранок и скандалов. Они спорили ради спора. Даже если их точки зрения по какому-то вопросу совпадали, они находили какую-то мелочь, которая позволяла им встать по разные стороны баррикад. Зачем они это делали? Ведь он любил Дану и любит до сих пор. Да и она, как ему казалось, любит его. Этот вопрос для Габриэля был самым сложным и неразрешимым. Зачем? Зачем? Почему он не уступил? Неужели ему было так важно, будет ли в его супе брюссельская капуста и придут ли к власти в Иерусалиме социалисты? Нет, конечно. Наплевать ему и на капусту со всеми ее витаминами, и на социалистов с их идиотскими идеями политкорректности и всеобщего равенства. Почему всего несколько месяцев назад ему казалось критически важным доказать свою правоту? Неужели это все эго? Воспаленное эго человека, не готовое идти на уступки и называющее любой компромисс слабостью. Неужели оно имеет такую власть над ним? Конечно, имеет, если заставило его, сильного и разумного, как казалось ему самому, человека отказаться от Даны и превратиться в одинокого неухоженного бобыля?!

После развода полковник Лейн оставил жене и дочери иерусалимскую квартиру и переехал в старый дом деда в Моца-Иллит. Он убеждал себя, что «так даже лучше и спокойнее», что жизнь за городом в маленьком поселке с тенистыми улочками, по которым не носятся днем и ночью потоки машин, с видом на Иерусалимские горы, чрезвычайно полезна при его сумасшедшем ритме работы. Да и Алина не нервничает из-за их бесконечных ссор. Но он знал, что это неправда. Им всем стало хуже. Ему уж точно. Тревожнее. И просто хуже. И все тут.

Так и не ответив на вопрос дочери, Габриэль выбрался из кресла.

– Я пойду переоденусь, и будем ужинать. Что у нас на ужин?

Габриэль поцеловал дочь в лоб (она при этом не оторвалась от своего вязания) и пошел к дому.

– Старый Хельмут приготовил баварский гуляш. Я ему помогала. Чистила картошку на гарнир.

Удивленный Габриэль остановился на пороге.

– Баварский гуляш?! С томатно-чесночной подливой?! Отлично. Я буду готов через полчаса.

– Кстати, звонила мама.

Габриэль, уже поднявший ногу, чтобы сделать шаг, был вынужден ее опустить.

– Когда?

– Час назад. Сказала, что ей срочно нужно с тобой поговорить.

Габриэль открыл дверь и шагнул в дом.

– Так позвони ей и пригласи на ужин. Только скажи, чтобы поторопилась. Я голодный как волк.

Алина виновато пожала плечами.

– Я уже пригласила. Вернее, старый Хельмут. Он с ней