Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С грохотом падает на пол миска, перепугав Йоханнеса. Застыв от страха, он слышит голос:
— Не волнуйтесь, дети, я сейчас все приберу, вы оставайтесь на своих местах.
Это Питер. Йоханнес смотрит сквозь щелку в ширме и видит, что Питер делает кульбит перед детьми в попытке смягчить атмосферу и вызвать смех. Йоханнес улыбается, глядя на трюки своего друга.
— Большое спасибо, Питер, — рычит из-за ширмы Йоханнес, подражая голосу мастера.
— Не за что, мастер. Я подумал, вам может пригодиться моя помощь.
Наигранный сердечный интерес Люкенса и подогретое пряное вино в больших количествах помогают отвлечь Гертруду и на следующий день. Йоханнес проводит ночи в лихорадочной работе. На третий, последний день, когда намечено торжество, он собирает вместе Люкенса, Леонарта, Хендрика и Питера. Стоя перед мольбертом, он стягивает с портрета закрывающую его тряпицу.
Гости расступаются, давая широкую дорогу мастеру, которого Йоханнес ведет на почетное место. Впалые щеки мастера, истощенная фигура говорят о его потере и сокрушительной силе свалившего его недуга. Прошло всего десять дней, а его совершенно не узнать. Он неуместен на этом веселом празднике в честь бургомистра, но он все же настоял, что явится сюда лично.
Охрана пропустила Йоханнеса только из-за серьезности болезни мастера; всем другим из мастерской вход сюда заказан. Йоханнес занимает место за спиной мастера, на случай если вдруг понадобится его помощь, он стоит в длинной череде слуг, подпирающих стену. Любуясь накрытым столом, уставленным блюдами с угощением и фарфоровыми вазами с тюльпанами, и глядя на гостей, разодетых по случаю в яркие цвета, оранжевый и малиновый, Йоханнес жалеет, что у него нет с собой мольберта, получились бы превосходные зарисовки: жанровые картины, портреты, натюрморты.
Встает бургомистр, держа в руке усыпанный каменьями кубок. Он помпезно салютует им самым важным гостям, затем говорит о заказе, сделанном на память о празднике, не забывая упомянуть и о недавней трагедии мастера.
Бургомистр направляется к стене, где висит портрет, укутанный темно-фиолетовым бархатом. У Йоханнеса замирает сердце, когда бургомистр тянется к золотому шнуру и отодвигает занавеску. Портрет открыт.
Гости затихают в ожидании мнения виновника торжества. Йоханнес слышит, как жена бургомистра тихо охает и шепчет:
— Неземная картина. Мои детки… они совсем как… живые.
Бургомистр отходит от картины, разглядывает ее то с одного угла, то с другого, затем изрекает приговор:
— Мастер ван Мас, вы превзошли самого себя.
Толпа облегченно вздыхает и возвращается к веселью.
До Йоханнеса доносится шум. Несмотря на все усилия охраны, в зал врывается непрошеный гость. Это Хендрик. Он кричит, что мастер ван Мас обманывает бургомистра. Портрет закончен рукой его ученика. Хендрик кидается к Йоханнесу.
Бургомистр велит слугам увести придурка и заковать в кандалы. Охранники хватают Хендрика и тащат к выходу.
Мастер встает, покачнувшись на слабых ногах. Йоханнес кидается к нему на помощь, но его оттесняют в сторону.
— Бургомистр, прошу вас, прикажите своим людям отпустить пленника. Он один из моих подмастерьев. Он говорит правду… по крайней мере, отчасти.
Бургомистр подает знак охранникам, те останавливаются, но Хендрика не выпускают.
Мастер дает объяснения. Его голос слаб, но убедителен.
— Милорд, я прошу прощения за вторжение моего подмастерья на ваш праздник. Он лишил меня возможности сделать заявление в более подходящее время. Как вы изволили милостиво заметить, недавно в мой дом пришла болезнь. Она унесла жизни моей жены и младенца сына и приковала меня к кровати на какое-то время… до того, как я успел закончить портрет. Одаренный художник из моей мастерской, только недавно аттестованный в мастера, завершил работу за меня — дорисовал лица ваших детей, чтобы успеть к этому празднику. Я надеялся представить его работу сегодня вечером и объявить его своим партнером.
— Этот человек здесь? Этот мальчик? — Бургомистр указывает на Йоханнеса, вопросительно выгнув брови.
Йоханнес замирает от страха, не веря своим ушам.
— Да, перед вами мастер Йоханнес Миревелд. — Мастер склоняет голову, готовый выслушать приговор.
Наступает долгая пауза, пока бургомистр раздумывает над судьбой мастера, взвешивает, как скажется его решение на собственной судьбе. Он приходит к заключению принять все как должное.
— Мастер ван Мас, буду счастлив стать первым заказчиком у мастера Миревелда, и я уверен, что не последним. — Бургомистр приглашает Йоханнеса к столу.
Нью-Йорк, наши дни
Следующие несколько недель Мара дни посвящала работе, а ночи — Майклу. Их отношения развивались с такой быстротой, что она терялась. Впервые за долгое время Мара испытывала радость. Хотя после разрыва с Сэмом она выбиралась на свидания, все мужчины казались ей плоскими: хитрый банкир, печальный художник, забавный маркетолог. У нее не было ни времени, ни желания разжигать в них страсть. С Майклом в подобных мерах не было необходимости: он загорался мгновенно.
Ей не давала покоя потребность поделиться с кем-нибудь своим восторгом. Несмотря на первоначальную сдержанность и сомнение, Маре хотелось представить Майкла друзьям и коллегам, особенно Софии, с которой она делилась почти всем уже многие годы. Хранить от нее тайну казалось каким-то святотатством. Мара хотела познакомить Майкла с отцом, а еще жалела, что нет в живых бабушки — вот кто одобрил бы ее выбор. Но она остерегалась действовать, подчиняясь прихоти. Стоит открыть дверь и впустить Майкла в свою жизнь, пусть даже только представить его семье и друзьям, как под угрозой оказалась бы ее профессиональная карьера. По крайней мере до тех пор, пока не завершится дело «Баум» и он остается ее клиентом, их роман следует держать в тайне.
Ночью Майкл заставлял ее выходить из норки, раскрываться перед самой собой. Она рассказывала ему те секреты, что хранила даже от Софии, произнося их вслух в том коконе, что они создали для себя, своеобразной зимней спячке, которой так легко добиться холодными зимними ночами. Она сокрушила миф об отце, успешном политике. Она рассказала о его сомнительных знакомствах, завязанных в отчаянной попытке похоронить тот факт, что он выходец из Южного Бостона, с ирландскими корнями. Она рассказала о подоплеке его женитьбы на ее матери, единственной дочери благополучного семейства со средствами, вполне достаточными для начала политической карьеры, женщине, готовой отказаться от собственных амбиций ради блестящих перспектив мужа. Она не скрывала, что родители чувствовали себя обязанными произвести наследников. Впервые она открыла кому-то, что отец отстранил мать, как только родилась дочь. Мара оказалась идеальным ребенком, драгоценным трофеем в борьбе за успех, который он все время держал на свету, в то время как мать отошла в тень. Отец нуждался в успехах Мары на юридическом поприще, чтобы отмыть темное пятно в его собственной политической карьере. Мара поделилась тем, как научилась быть такой, какой нужно ее отцу, и этим умением теперь пользовалась в работе.