приятный, едва ощутимый аромат. Мы шли молча, тишину нарушало только легкое дребезжание виолончели в футляре за спиной у Тристана.

По мере приближения к дому госпожи Капир все громче слышались звуки фортепиано. Кто-то играл, не дождавшись начала вечера.

– Интересно, это кто-то из мартино? Звучит неплохо.

– Помимо меня, сегодня не должно быть других пианистов из мартино, – заметил я.

Манера исполнения была мне неизвестна, но приятно ласкала ухо.

– Скоро узнаем. Отрадно будет увидеть новое лицо. А то ваши уже порядком надоели, – рассмеялся Тристан и постучал в дверь.

Нас, как обычно, встретил слуга и проводил на второй этаж. Очарованный волшебными звуками, я немало удивился, когда увидел пианиста. За инструментом сидел пасграно, тот самый, кого Баэль ненавидел больше всего на свете. Аллен Хюберт.

– Добро пожаловать, Коя, Баэль. Тристан Бельче, вы тоже пришли! – К нам подошла госпожа Капир, радостно улыбаясь.

Я не смог выдавить ни слова в ответ, пристально наблюдая за реакцией Баэля. Тот кидал на Хюберта взгляды, полные ненависти. Тристан, казалось, совершенно не замечал напряжения, витающего в воздухе. Он поцеловал руку хозяйке салона и сказал:

– Прошу прощения за долгое отсутствие, мадам.

– Тристан, вы один из самых занятых людей в Эдене. Надеюсь, мое приглашение не отвлекло вас от важных дел?

– Не говорите глупостей! Ваше имя всегда в самом начале моего списка важных дел.

– Надеюсь, что так оно и есть, – рассмеялась хозяйка и взяла меня за руку. – Я с таким нетерпением жду выступления вашего трио, сердце всю ночь не давало мне уснуть. Будет много гостей, каким-то образом все прознали о вас, хотя, клянусь, я держала рот на замке.

– Вижу-вижу. Даже неумеха пасграно решил послушать игру истинных музыкантов, – язвительно заметил Баэль.

Госпожа Капир изменилась в лице, не зная, как реагировать. Я смотрел то на Тристана, то на Баэля: лишь уважение к хозяйке салона не позволяло Антонио уйти. Тристан, единственный, кто мог сгладить сложившуюся ситуацию, наконец мягко произнес:

– Антонио, я сегодня не спал всю ночь, снова и снова играл твою мелодию. Если я пойму, что во время выступления сделал ошибку, сегодня опять не усну от чувства собственной никчемности. Поэтому, если такое все же случится, пожалуйста, сделай вид, что ничего не произошло.

– При условии, что ты сделаешь что-нибудь с этим бездарем. Никак не пойму, пианист имитирует исполнение мартино, играя вульгарную мелодию пасграно?

Аллен Хюберт, услышав реплику Баэля, тут же прекратил играть. Гости стали перешептываться, поглядывая на юного де Моцерто. Хюберт явно был рассержен, но решил не вступать в открытый конфликт и отошел от инструмента. Госпожа Капир натянуто улыбнулась, несколько раз хлопнула в ладоши и объявила, пытаясь разрядить обстановку:

– Господа, время чаепития подошло к концу. Представляю вашему вниманию трио, выступления которого вы все так ждали! Думаю, музыканты уже готовы начать.

Услышав ее слова, слуги тут же принялись убирать со столов и расставлять стулья так, чтобы места хватило и гостям, и нашему трио. Минута – и готова импровизированная сцена, самая популярная среди всех музыкальных салонов города.

– Сегодня мы исполним новую композицию нашего де Моцерто, Антонио Баэля. Написана для трех инструментов – фортепиано, скрипки и виолончели. Носит название «Фортепианное трио № 6» и входит в самый известный цикл произведений, написанный Антонио: «Посвящение тебе». – Мягкий голос Тристана ознаменовал начало нашего представления.

Цикл произведений Баэля пользовался небывалым успехом, поэтому зрители, услышав название, стали восторженно перешептываться, не веря своей удаче, а госпожа Капир послала нам благодарную улыбку.

– Мы начинаем.

Когда я сел за инструмент, а Тристан поставил перед собой виолончель, зрители еще продолжали тихо переговариваться. Но стоило Баэлю достать из футляра Аврору, как в комнате тут же воцарилась мертвая тишина. Пепельно-белая скрипка притягивала внимание всех. Я завороженно изучал ее взглядом, но все же нашел в себе силы опустить глаза на клавиши. Первой звучала моя партия.

«Раз, два…» Я глубоко дышал, считая про себя. Пальцы коснулись клавиш. Уникальный инструмент в салоне госпожи Капир был одним из тех, на котором каждый музыкант мечтал бы сыграть.

Фортепиано запело, и через мгновение ему ответили нежные трели скрипки.

Каждый раз, играя с Баэлем, я понимал, насколько же мне повезло. Я мог стоять на одной сцене с музыкантом-легендой, имя которого навечно останется в истории. Да, я был лишь аккомпаниатором его гениальной игры, но даже эта возможность делала меня счастливым.

Вскоре в наш дуэт влилась мелодия виолончели, и я стал играть тише, чтобы не заглушать партию Тристана.

Фортепианное трио Баэля, посвященное одному-единственному человеку, звучало так волшебно, что даже я ощутил ноюще-сладкое томление в груди. Тристан, самый гениальный виолончелист, идеально оттенял своей игрой исполнение Антонио – они будто дышали в унисон. Гармония, связывающая их дуэт, впечатляла. Мне ничего не оставалось, кроме как продолжать аккомпанировать и вслушиваться в их слаженное исполнение.

Длинная нота скрипки завершила наше короткое выступление. Она оборвалась на фортиссимо, оставив после себя в воздухе еле слышный звон. В ту же секунду шквал аплодисментов взорвал тишину салона.

Мои руки замерли на клавишах. Я не находил в себе сил подняться и продолжал сидеть за фортепиано, ощущая, как сердце разрывается от нахлынувших чувств. Тристан пожал руку Баэлю и хлопнул меня по плечу.

– Молодец, Коя! Отлично сыграл!

– Ты тоже, Тристан.

Я поднял голову и с волнением посмотрел на Баэля. Тот сухо кивнул в ответ.

«Ему понравилось», – улыбнулся я про себя и наконец вышел из-за инструмента.

– Спасибо за прекрасную игру. Но, право, я так смущена, что вам, Баэль, пришлось исполнять свое новое произведение в стенах моего скромного салона, – взволнованно произнесла госпожа Капир, пожимая молодому де Моцерто руку.

– Что вы, маркиза, это мелочи. Если бы я мог, я бы даже посвятил свою симфонию вам.

– «Посвящение тебе»? Не шутите так жестоко! – рассмеялась хозяйка. – Тем более что ваши многочисленные поклонницы мне такого точно не простят.

Поклонники Баэля считали, что композиция – послание возлюбленной, и только я знал, кому она на самом деле предназначается. Тому единственному, кого Баэль так отчаянно ищет и кого, возможно, никогда не найдет.

– Кстати, Коя! Почему вы до сих пор не устроили сольный концерт? С таким талантом вы уже давно должны блистать на сцене, – повернувшись ко мне, вдруг сказала госпожа Капир.

Ее голос отвлек меня от раздумий.

– У меня не такой богатый репертуар, да и имя мое мало кому известно. Не думаю, что достоин сольного концерта.

– Вы всегда в тени Баэля или Тристана, поэтому не видите, что многие восхищаются именно вами. И вы единственный, кто не замечает этого признания.

Я смущенно улыбнулся. Мне было