— Так! Ну хватит. Мир, девочки. Ясно?

— Я с ней не ругалась, — снова Катя.

— Я с тобой тоже, — бурчу в ответ.

— Вот и прекрасно, за это нужно выпить.

Аня поднимает бокал, который пару секунд назад на наших глазах наполнил официант. Обхватываю прохладное стекло пальцами и делаю то же самое.

— Чин-чин!

Алкоголь щекочет язык. Делаю несколько больших глотков и возвращаю свой бокал на стол, над которым повисает пауза.

Токман шумно вздыхает.

— Ладно, я была не права, влезла, куда не просили, но хотела как лучше. Я же вижу! — эмоционально взмахивает ладонью. — У вас глаза горят. И у тебя, и у Тима.

— Не думаю, что у него…

— Не начинай, — обрывает на полуслове Катя. — Он же сих пор пускает по тебе слюни. Даже вот не спорь, я это вижу. И меня удивляет, почему ты остаешься слепа.

— Я не слепая, просто… Сложно все.

— Ну да. Пашка же такой хороший. Спасатель, ей-богу.

— Перестань, — начинаю злиться.

— А что, не так? Ты же его вечно так и описываешь. «Он мне помог». Не «я его люблю», а «он мне помог». Точно спасатель. Ты в Треугольнике Карпмана со своим Вороновым. Он — спасатель, ты — жертва.

— Катя! — Анька дергает Токман за руку.

— А я разве не права?

Права. Во всем она права. Только вот признать этого я не могу, язык не поворачивается. Головой понимаю, что наши отношения далеки от нормы. Нет в них любви. Благодарность — да. Рациональность и удобство — тоже да. Любовь? Нет.

— Давайте о чем-нибудь хорошем, — меняю тему. — Ань, ты платье выбрала?

— В процессе. В понедельник еще одна примерка, не хотите со мной?

Катя сразу соглашается, а вот я ограничиваюсь вечным «постараюсь».

Хоть в папиной клинике, где я работаю этим летом три раза в неделю, мне не доверяют ничего серьезней перевязок, по первому требованию, да еще и без уважительной причины, не отпустят. Я там не то что на общих правах, хуже. Когда твой отец — ведущий хирург, да еще и владелец, гайки на максимум закручены. Ни о какой лояльности и речи быть не может.

Папина клиника специализируется на пластической хирургии. Чаще всего к ним попадают люди после тяжелых аварий. За прошедший месяц я своими глазами таких ужасов насмотрелась, что походы в морг сущая ерунда.

— …я не удивлюсь, если он ей ребенка заделает, — хмыкает Катя, а я пытаюсь уловить суть их с Аней разговора. Судя по ее недовольному выражению лица, говорит она про Даниса.

— Я до сих пор в шоке, что он так поступил, — вздыхает Аня.

— Плевать. Уже точно плевать.

Поджимаю губы. Сказать мне нечего. То, что ее «плевать» не больше чем защитная реакция, давно уже понятно. После расставания с Данисом Кате просто голову снесло. Она такие вещи творит, что порой мне за нее очень и очень страшно.

— Может, еще выпьем? — поднимаю бокал, и девочки мгновенно меня поддерживают. — За новую жизнь?

— За нее!

Перезвон стекла, смех. Долгие беседы, громкие споры, слезы. Это именно те эмоции, которыми пестрит наш сегодняшний вечер. Мы говорим обо всем, что волнует. Без прикрас и масок. Ругаемся, дуемся, а потом смеемся, снова. В какой-то момент мне пишет Паша, спрашивает, где я. Печатаю ему ответ и засовываю телефон в сумку, чтобы не отвлекаться.

Честно говоря, голова у меня сегодня целиком и полностью другим мужчиной занята.

— Мне страшно давать нам шанс, — признаюсь в запале, допивая четвертый бокал. — Тим непредсказуем, что, если… Если все закончится плохо, девочки?

— Тогда мы его сожжем на костре, — вбрасывает Катька.

— Святая инквизиция, — со смехом поддерживает Аня. — Выпьем за это.

— Выпьем, — киваю и расплываюсь в ответной улыбке. Тело уже расслабилось, разум — тоже. Мне спокойно и хорошо. Проблемы где-то там, за пределами этого чудесного места. Как жаль, что такие вечера выпадают нам не так часто.

После школы всех закрутило в водоворот взрослой жизни. Разные вузы, интересы, новые знакомые, друзья, отношения…

— Я вас так люблю, — отодвигаю пустой бокал с широченной улыбкой на губах, — вы у меня самые лучшие.

Девочки смеются и берут еще одну бутылку брюта. Кажется, это четвертая по счету. Домой я сегодня точно поползу. Да уж, и куда делась та правильная Арина, что была в школе?

После разрыва с Тимом я изо всех сил пыталась стать другой. Дерзкой, яркой, улыбашкой, вон как Катька. Не очень-то получилось, разве что пить только научилась.

— А Тима? Тима любишь? — подначивает Анька.

— Наверное, — пожимаю плечами, начиная грызть свои губы. — Когда он рядом, у меня такое чувство, что вокруг больше никого нет. Только мы. Он так смотрит… мурашки по коже.

— У-у-у-у, мы ее теряем.

Девчонки по-доброму хохочут.

— А если честно, то нужно брать судьбу в свои руки, Арин, — серьезно рассуждает Анька, бросая на меня свой захмелевший взгляд. — Приди к нему голой, но в плаще, — вытягивает указательный палец.

— И на шпильках, — подкидывает Токман.

— Девочки, — смеюсь, убирая волосы за уши. — А потом-то он со мной что будет делать? Меня опять скрутит, я заору, и Азарин сбежит, как тот чувак в отеле.

Токман начинает громко ржать, а потом добавляет:

— Да уж у того парня, наверное, на всю жизнь травма осталась. Писюн свой никуда еще толком не засунул, а тут такое.

— Ой, вот я уверена, что Тим точно сообразит, что там с тобой делать, — провокационно играя бровями, выдает Анька, и я почему-то краснею. — Ой, а вот и мой Андрюша, — расплывается в улыбке, и мы все, как одна, смотрим в проход.

Там действительно стоит Королев. Он еще минут двадцать назад невесте своей звонил, мы вроде как на тот момент расходиться уже собирались, но сейчас эта мысль уже не кажется верной.

Вздыхаю.

— Привет, девчонки, — Андрей наклоняется и целует Аню в губы.

А я, словно ведомая, снова поворачиваю голову в проход. Взгляд приклеивается к высокой фигуре в темных джинсах и ярко-желтой футболке. Азарин собственной персоной непринужденно шагает между столиков.

Во рту пересыхает. Уже на автомате делаю глоток вина, чувствуя, как по телу рассыпаются мурашки.

— Я не один, мы с Тимохой в кальянной посидели, пока я от тебя звонка ждал, — поясняет Андрей и кладет ладонь на плечо своей будущей жены.

— Всем привет. О, я смотрю, у вас весело, — Тим с ухмылкой сканирует взглядом наш столик, чуть дольше задерживаясь на моем бокале, который я сжимаю в ладонях.

Наши глаза снова сталкиваются. Улыбаюсь, совсем немного, чтобы он не подумал, что я безумно рада его видеть. Сама себе противоречу, знаю. Пальчики на ногах от его присутствия поджимаются и в животе все огненным узлом закручивается, но внешне я снова строю из себя неприступную крепость. Зачем?