чему тратить душевные силы на то, что не важно? Это не наплевательство, а мудрость и опыт.

По поводу воинственности пичаевцев — ещё проще. Если наступить на хвост даже самой спокойной собаке, не надо удивляться, если она тебя тяпнет. Все первые годы существования тонбовской солотчинской вотчины на неё давили со всех сторон. Ценские разбойники — на западе, государственные крестьяне — на севере, пензенские помещики — на востоке, однодворцы — на юге. Земли — подрезали, угодья — отбирали, торговле — мешали. За что жителям Преображенского было любить своих межаков? Вот братия — другое дело. Её всегда уважали, хоть и боялись.

* * *

Когда пошёл слух, что вотчину у монахов отбирают, и теперь крестьяне Преображенского с деревнями будут за помещиком, в селе заволновались. Некоторые пичаевцы раньше работали на строительстве Питербурха, и знали, кто таков Ульян Сенявин. Знали, что происходил он из поляков, и что царь Пётр за воровство в Канцелярии городовых дел и за измывательство над простым людом отправил будущего генерал-майора в каземат. Но Сенявин неведомо какой хитростью из заточения выбрался, да ещё и получил повышение.

Сельские обыватели были уверены, что их переход в крепостные к Ульяну Акимовичу — негодяю и самодуру — приведёт к неисчислимым бедам. Поэтому, когда в конце лета новый приказчик генерал-майора Матфей Евсевьев вернулся в село в сопровождении поручика Ивана Угрюмова, капрала и ещё трёх солдат, эту команду ждал очень теплый приём. Емператорский указ, которым козырял Евсевьев, был объявлен поддельным и порван, а поручик с солдатами — разоружены и высланы вон.

Приказчику сообщили, что пичаевские крестьяне «быть за генерал-майором не желают». После чего представителя Сенявина пинками гнали до моста через Кашму. Стерпеть такую наглость Ульян Акимович не мог. И после его челобитной в военную коллегию, в Преображенское из Тонбова «для сыска и искоренения воров» был отправлен отряд капитана Путилова30 с поручиком Романовским и четырнадцатью драгунами.

* * *

Мишка прибежал к Мартину, когда военная экспедиция добралась до приказной избы и начала громко пререкаться со старостой.

— Там драка намечается, а может и стрельба — пойдём смотреть, — позвал однорукий.

— Куда? А ну-ка — стоять! — заорал на парней поп Савва.

Мартин был уверен, что иерей уже написал донос, как его неблагодарная паства не подчиняется законной власти и не признает осударева указа. Но поп неожиданно сказал:

— Давайте, ребята, бейте в набат, собирайте людей, — и вручил им ключи от колокольни.

К тому времени, как Мартин с Мишкой добрались до площади, перед съезжей избой уже собралось человек пятьсот. Площадь была маленькой, стояли очень тесно. Толпа недовольно гудела. Некоторые прихватили из дома рогатины и дубины. Явились несколько разбойников, зимовавших в Преображенском, — у них в руках находились боевые цепы.

— Слушать Высочайший указ, — седовласый капитан взобрался на крыльцо и с важным видом развернул бумагу. — Божией милостию мы, Петр Вторый, емператор и самодержец Всероссийский. И протчая, и протчая, и протчая…

— А у тебя печать на указе есть? — заорал кто-то из толпы.

— Великий Государь же наш малолетний, — подхватил кто-то ещё. — А кто за него подписал? Не сам ли Ульян Акимович?

— Подпись покажи, капитан! — звучали раздражённые голоса. — А ежели подписи нет, мы никаких указов слушать не собираемся…

Один из крестьян влез на крыльцо и попытался вырвать бумагу из рук военного. Путилов гневно его оттолкнул, возникла свалка. Драгуны бросились защищать своего командира, но крестьяне тоже умели толкаться, и среди них тоже были крепкие мужики. Никто из военного отряда не озаботился заранее оцепить крыльцо, принять фузеи на изготовку или хотя бы остаться верхом, чтобы сохранить возможность потоптать бунтовщиков конями. А в простой толчее и в уличной драке все были равны.

Поручик Романовский, пытавшийся построить драгун, был быстро сброшен на снег. С него содрали шубу и принялись лупить ногами. Кто-то из бойцов, защищавших офицера, получил санной оглоблей пониже спины. Другим попало цепами. С большим трудом, орудуя прикладами, отряд пробился к крыльцу и затащил туда избитого поручика. Путилов тем временем разобрался с желающими посмотреть подпись, и сбил замок на двери. Драгуны с командирами отступили в избу и забаррикадировали вход.

— Братцы, отойдите назад, — орали в азарте крестьяне. — Сейчас мы их выкурим.

Девки и парни притащили сена, и разбросали его у стен. Сено тотчас полыхнуло. Следом загорелись стены. Дым потянул в избу. Обороняющиеся ещё какое-то время соображали, что им делать дальше. А потом дверь распахнулась, а на крыльцо выскочили Путилов с Романовским. Двум мужикам, которые заступили им путь, офицеры снесли головы выстрелами в упор. Снег обагрился, по площади разлетелись мозги. Бабы заверещали, толпа отхлынула.

Воспользовавшись замешательством противника, драгуны добрались до своих коней и вскочили в сёдла. Дальше пешим удержать их было уже очень сложно. Крестьяне пытались стаскивать кавалеристов на землю. Но куда там! Размахивая палашами и ранив ещё несколько человек, отряд капитана Путилова вырвался из толпы, дал шпор и помчался из Преображенского по дороге на дворцовое село Моршу.

* * *

На похороны застреленных крестьян пришли даже из деревни Кутли — самой удаленной в вотчине. Собрались несколько тысяч человек. Отец Савва отслужил заупокойную под огромными хлопьями снега. В Преображенский храм не помещалась даже малая доля тех, кто оплакивал погибших. Решили готовиться к отражению новой атаки Путилова. В том, что она состоится, сомнений не оставалось. Все понимали, что в пылающей избе седовласый капитан испытал животный страх, выглядел перед своими драгунами жалким и беспомощным. А такое не прощают.

Конечно, были те, кто сразу сбежал из села. Например, староста Афанасий Погодаев, которому теперь грозили и дыба, и Сибирь, а может и колесование. По слухам, он отправился к дочке в Саратов. Но большинству бежать было некуда.

Несколько разбойничьих атаманов до срока собрали свои ватаги. Мужики прошлись по округе и снесли в село всё оружие, какое сумели найти. Отставной солдат Яков Макаров взялся обучить обращаться с ним тех, кто не умел. Мартин тем временем залечивал хвори пострадавших во время событий на площади. Там были не только колото-резанные раны и шишки. Люди в толпе подавили друг друга. Но тяжёлые больные отсутствовали — так что можно было обойтись настойками и целительными разговорами о Боге.

На что рассчитывали крестьяне, взявшиеся противостоять регулярному войску? Ведь пичаевские мужики при поддержке ценских разбойников не смогли бы отбиться даже от Луцкого драгунского полка31, который зимовал в Тонбове. Не говоря о более крупных соединениях, если бы их бросили на подавление бунта. Многие в Преображенском уповали