Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бедный Фаустин! Как же крепко его промыли. Единственный способ сделать что-то – через иерархическую цепочку, а если порвется – это конец. Я взял его за подбородок и приподнял ему голову.
– Возьми себя в руки. Кто следующий после Хранителя Конюшен?
Он посмотрел на меня так, словно я сошел с ума.
– Я. Наверное.
– Ладно, – сказал я. – Ты сойдешь. Пошли вместе.
И мы отправились во Дворец.
Фаустин говорил, что это безумие, что нас не пропустит стража.
Стражи не было. Через полуприкрытую дверь мы спокойно вошли в очень большой и очень пустой сводчатый вестибюль.
Фаустин надумал сдать назад, но я урезонил его, заломив руку за спину. Мы прошли в другую просторно-пустую залу – с великолепным расписным потолком и статуями в два моих роста, выстроившимися вдоль одной стены. В конце коридора нас ждала лестница из зеленого мрамора, по бокам которой стояли позолоченные бронзовые львы размером с быков. Мы поднялись по ней, производя жуткий шум – ну, главным образом я, спасибо подбитым гвоздями башмакам. На верхней площадке мы встретили лысого мужчину в белой тунике. Он сидел на последней ступеньке, обхватив голову руками.
– Мы пришли к императору, – сказал я.
Он уставился на нас. Фаустин повторил то, что я только что сказал сам. Лысому до нас, кажется, никакого дела не было – он глядел нам поверх голов, – и я вмазал ему.
Это его слегка оживило.
– Где он? – спросил я.
Мужчина указал направо, дальше по длинному высокому коридору с мозаичным полом. В конце коридора была бронзовая дверь высотой в двенадцать футов. Я толкнул ее – дверь распахнулась.
– Все это неправильно, – сказал Фаустин. – За это нас могут казнить.
Я улыбнулся.
– Ага. Кто?
– Мы не можем туда войти. Это Пурпур. Никто туда не ходит.
Я доказал, что он ошибался. Пурпур – это огромная квадратная комната, названная так потому, что ее стены, пол и потолок сделаны из полированного порфира. Что-то вроде гардеробной, как мне показалось, только без единого предмета мебели. Следующая дверь попирала все пределы разумного, будучи отлитой из чистого золота. Окажись здесь кое-кто со Старого Цветочного рынка, она вместе с петлями исчезла бы без следа ровно за пять минут.
– Спальня его величества, – прошептал Фаустин. – Мы не можем…
Я был сыт им по горло.
– Оставайся там, – сказал я. – Надолго я не задержусь.
Я легонько толкнул дверь, и та открылась.
Было темно. Я мог разглядеть только огромную кровать, отгороженную занавесями. Перед нею на низком табурете сидел старик.
Он повернулся и посмотрел на меня. Думаю, света было достаточно, чтобы он мог разглядеть мое лицо. В его взгляде сквозила грусть – я знал, о чем он в ту минуту думал.
– Я полковник Орхан, – представился я, – инженерные войска. Мне нужно увидеть Императора.
Старец рассмеялся.
– Извольте.
Он указал на кровать. Мне это не понравилось, но я не знал, что еще можно сделать. Поэтому, подойдя как можно тише, я отдернул занавеску.
В постели лежал мужчина. Обычный на вид; лысый, если бы не зачесанные волной пряди волос на загривке, одетый в простую белую ночную рубашку. Он смотрел на меня, его глаза были открыты, он дышал… но не шевелился.
– Он такой уже девять месяцев, – сказал старик за моим плечом. – У него случился обширный инсульт в тот день, когда ему сказали, что его сыновья погибли. С тех пор он не шевельнулся. Кстати, я его врач.
Помню, как однажды въехал на коне в низко нависшую ветку. В стремени удержался, но небо и земля поменялись местами. Вот как-то так я чувствовал себя сейчас.
– Император, – тупо произнес я.
– Император, – эхом откликнулся доктор. – Излишне говорить, что мы хотели удержать его состояние в тайне. Никто не знал – за пределами этой комнаты. Я не отходил от него ни на шаг с тех самых пор, как его перевели сюда.
– А он когда-нибудь…
– Нет, – доктор меня понял, – никаких шансов. Он останется таким до самой смерти.
Бессмыслица какая-то.
– Принцы?..
Я услышал, как доктор глубоко вздохнул.
– Аудакс и Робуртинус отправились на лодке в залив, – сказал он. – Они были пьяны – думаю, в то время это казалось хорошей идеей. Аудакс упал за борт. Он не умел плавать. Как и его брат, но он все равно пытался спасти его. Старик искренне любил их – одному Богу известно почему. В любом случае, вот он, твой император. Спрашивай, что захочешь.
Фаустин набросился на меня как кошка, когда я вышел.
– Ну что?
– Все готово.
– Что готово?
Я зашагал прочь. Фаустину пришлось припустить рысью, чтобы догнать меня.
– Я попросил у него полной власти, – сказал я.
– Что?.. И… что он сказал?
– Он дал согласие. Теперь я здесь за главного.
Я на мгновение остановился – меня тошнило и кружилась голова.
– Ты мой заместитель, Фаустин. Это тоже официально. Мы с тобой управляем гребаной Империей.
Он выглядел так, словно я только что отрезал ему ухо. Мне стало его жалко.
– И как мы… как ты это докажешь?
Я разжал кулак и продемонстрировал ему Великую Печать. Она лежала на столике у кровати вседержителя. Понятия не имею, как она оказалась у меня в руке. Должно быть, упала в какой-то момент, и я поймал ее не задумываясь.
– Пошли, Фаустин. Нас ждут великие дела.
Пурпур все так же пустовал. И две гулкие мраморные залы, и внутренний двор. Мы прошли через широко распахнутые главные ворота на Золотую Милю.
– Куда мы идем? – спросил Фаустин.
– На Старый Цветочный рынок, – сказал я. – Не думаю, что ты там когда-либо был.
Он поймал меня за рукав.
– Орхан. Вряд ли сейчас подходящее время.
Я высвободил руку.
– Самое время. А теперь – либо за мной, либо проваливай.
На Старом Цветочном рынке тоже никого не оказалось. Фаустин явно нервничал. Он все твердил мне, сколько нераскрытых убийств, поножовщин и грабежей произошло тут за последние шесть месяцев, что меня удивило – не думал, что кто-то утруждает себя подсчетом. Все будет хорошо, сказал я ему, ты со мной. Не думаю, что он мне поверил.
«Собачий дуэт» был заперт, окна упрятали за ставни. Я несколько раз постучался, а потом – пнул дверь со всей дури. Безрезультатно.
– Похоже, там никого, – заметил Фаустин, но я пропустил его слова мимо ушей. Уж в «Дуэте»-то точно должен кто-то быть – в противном случае спасать в Городе нечего. Но в округе не наблюдалось ничего такого, чем можно было бы сломать запоры, чтобы во всем убедиться самому.