Книги не заинтересовали Главного, и отставной премьер-майор буркнул:

— Готовится экспедиция на Купол.

— Я знаю.

— Помолчи! Мы знаем, что ты включен в состав экспедиции. Следи за ними. Если будет нужно, убей. Они не должны увидеть пещеру Последней Битвы.

— Они не увидят пещеру!

— И еще… — Миштпор понизил голос: — Подонок Балыглу покалечил нашего собрата.

— Это я тоже знаю. У меня на глазах произошло.

— Да заткнись же ты, всезнайка поганый! — заорал разъяренный предводитель.

Это было уже чересчур. Даже восьмерочники имеют право на чувство собственного достоинства.

— Если я поганый и если я должен слушать тебя, заткнувшись, то можешь со мной вовсе не разговаривать! — заявил Тарх.

Миштпор скрипнул зубами, сверля дерзкого низко-разрядника тяжелым взглядом, полным свирепого презрения. Потом проговорил мрачно и злобно:

— Иногда бывает польза даже от ничтожеств, вроде тебя. Отомстить надо за нашего парня, а ты умеешь проворачивать такие дела.

Тарх мигом забыл обиду — не зря же вырос среди вергов.

— Это всегда пожалуйста! Он нашего покалечил — и мы его покалечим. Только… — Оборотень подмигнул. — Будь моя воля, загрыз бы до смерти.

— О том и речь. — Миштпор зловеще усмехнулся. — Месть должна быть жестокой, чтобы все запомнили, как опасно Темных трогать. Он ведь не простого горожанина изувечил, а Глонта.

Имя было незнакомым, и Тарх осторожно переспросил:

— Кто это?

— Не знаешь? — подивился глава губернских Темных. — Глонт — сын Ланка, нашего чудо-доктора.

Свет заката из окошка падал на книжные листы. Лежа на диване, Тарх перечитывал «Владыку смертных» — жизнеописание своего тезки — царя Худана Великого. У стены поскрипывала раскачиваемая сквозняком приоткрытая дверца книжного шкафа.

Библиотеку начали собирать еще его родители, хотя многие фолианты появились в семье даже раньше, ибо были приобретены дедами или бабками. Когда-то маленький Тарх с трепетом взирал на увесистые тома, хранившие непостижимую мудрость, и мечтал прочитать хотя бы сотую их часть. К совершеннолетию он изучил почти все добытое предками старье, и почтения к бумаге, покрытой типографскими значками, сильно уменьшилось.

Когда родители, оставив город, перебрались в буколическую глушь, они забрали с собой часть книг, напоминавших им о временах молодости. Тарх не жалел об исчезнувших томах, ибо не нашел в них ничего интересного для себя. Освободившиеся в шкафах места он заполнял даже в студенческие годы, тратя на эту забаву добрую половину скудной стипендии. В те дни Тарх кое-как кормился за счет денег и продуктов, что изредка подбрасывали предки, но мог отдать последнее серебро за хорошую книгу.

Он старался собирать новые издания — труды по естественным наукам, историю войн и шпионажа, учебники стратегического искусства, биографии великих тиранов и полководцев. Были у него и особые книги, неведомые простым смертным, — маги писали их для магов. Эти тома он держал в заколдованном шкафу, увидеть и открыть который мог лишь библиофил, обученный колдовскому делу.

Отложив «Владыку смертных», Тарх скользнул взглядом по полкам, где теснились пачки бумажных листов, одетых в толстый картон и свиную кожу с позолотой и медными пряжками. Больше тысячи томов, собранных тремя поколениями семьи…

Здесь были труды по истории, натурфилософии, магическому мастерству — давно устаревшие сведения, вызывающие сегодня лишь снисходительную усмешку. Произведения лучших поэтов и писателей прошлых веков тоже оказались сплошным занудством — замшелая мораль, сопливые рассказы о сгинувших страстях и помыслах. Наивное наследие пасторальных времен, безжалостно растоптанных тяжкой поступью прогресса.

Жизнь сделалась другой, а знания, гордость и прочие доблести сгинувших эпох стали пустыми словами. С некоторых пор высшими ценностями, главной мерой успеха считалось умение обманывать, наживаться на чужом несчастье. Ценились измены, грубая сила, поверхностный ум и особенно роскошь. Мудрецы предупреждали, что цивилизация загнивает, но их голоса не достигали цели, ибо отупевшие массы обывателей не способны были понять даже самых простеньких доводов.

Как изменились люди и маги с той поры, как покинули сей мир Два Властителя, вослед которым потянулись скорбной вереницей уходящие в небытие великие предводители натуралов. Будь сейчас живы те герои, мир не превратился бы в омерзительное вместилище пороков и гнусности.

Как-то само собой вышло, что из множества книг Тарха все больше привлекали близкие к документальным труды о правителях, умевших творить дела, поражающие воображение даже сегодня, спустя много столетий. Самым же великим среди них Тарх считал Худана Второго — сына Ларгенда Третьего и Кабурины Прекрасной, из-за которой разгорелась трехлетняя Илойская война. Жестокий тиран и гениальный полководец, создавший Империю Койсар и служивший Темному Властителю, всеми силами истреблял зло и несправедливость.

Тарх восхищался тезкой, его решимостью, глубоким гибким умом, сверхъестественной прозорливостью. Первый император Койсара был слабым магом, но воистину великим вождем. Безжалостно и целеустремленно Худан сокрушил врагов, создав крепкую державу…

Пожалуй, столь же часто перечитывал он фолианты, посвященные эпохе Последней Битвы. Хотя в тот раз удалось отогнать Небесную Раковину, короткое торжество Мрака сопровождалось катаклизмами, которые нанесли тяжелейший урон всей цивилизации Теллуса. Погибли в огне города и библиотеки, в кровавом беспределе погромов толпа перебила магов и ученых. Почти не оставалось достоверных свидетельств о временах, предшествовавших прошлому Сошествию Мрака.

И тем не менее существовала любопытная гипотеза, основанная на косвенных доказательствах. Авторы этой концепции считали, что с момента, когда Теллус был накрыт Куполом, Небесная Раковина приходила, по меньшей мере, трижды — с перерывами в одиннадцать-двенадцать столетий. Согласно тем же отрывкам летописей, всякий раз происходили катастрофические события, но чародеям удавалось отвести беду. Неясно лишь было, каким образом они это делали.

Стемнело, и сон одолел Тарха. Оборотень лишь успел бережно положить книгу на тумбочку и уснул, не раздеваясь. Этой ночью ему приснилась Кабурина Прекрасная — женщина сказочной красоты и легендарного распутства.

Утром воскресенья его разбудил настойчивый звон дверного колокольчика. Зевая, Тарх с трудом выбрался из-под одеяла, накинул халат и поковылял в прихожую, сонно осведомившись, кому в такую рань не сидится дома.

— Открывай, ленивец, — раздался с улицы голос доктора Ланка.

— Что-нибудь случилось? — спросонок брякнул, отпирая дверь, оборотень. — Нужна моя помощь?

— Вроде ты меня о помощи просил, — проворчал врач. — Веди к своему другу.