– Я хочу стать такой же знаменитой, как Лавиния Уоррен, – вмешивается Пегги. – Найти моего собственного Чарльза Страттона, чтобы я была на первых полосах всех афиш.

Нелл смотрит на Брунетт, которая тщательно отколупывает струп на руке.

– Тебе здесь нравилось, пока Абель не стал все разнюхивать, – говорит Стелла.

– Нет, не нравилось, – отрезает Брунетт. – Все эти люди, которые глазеют на меня, прикасаются ко мне. Для них я забавное зрелище, но это моя жизнь.

– Абель – ее поклонник, – громко шепчет Пегги, поворачиваясь к Нелл.

– Он следует за нами, как проклятая чума, – говорит Стелла.

– Говорит, что любит ее, – добавляет Пегги.

– А она не такая дура, чтобы поверить ему.

Нелл пялится на нее. Любовь… Это кажется невозможным. Она смотрит на свои ноги, покрытые родимыми пятнами.

Однажды Ленни застал ее одну в доме, когда ее брат был с Мэри, а отец продавал свои безделушки бродячим торговцам. По словам Ленни, он искал Чарли, но не ушел, когда узнал, что ее брата нет дома. Она сидела на полу и собиралась пожарить яйцо; жир трещал и брызгал раскаленными каплями на черной сковородке. Ленни опустился на корточки рядом с ней. Она покатала на ладони яйцо, прохладное и в мелкую крапинку. Он накрыл ее ладонь своей лапищей, и она была так потрясена, что не могла пошевелиться. Это было живое прикосновение, и сладостная боль желания шевельнулась в глубине ее живота. Его пальцы, поднимаясь по руке, задержались в ложбинке на горле. Потом опустились и скользнули по ее ребрам. Хлопнула дверь, и он быстро убрал руку, словно испугавшись содеянного.

– Никому не говори, что я был здесь и что… здесь было, – прошептал он, и она кивнула. Она знала, что если скажет, то все равно никто не поверит. Да и что случилось, в конце концов? Он всего лишь прикоснулся к ней, и для любого другого человека это бы ничего не значило.

– Он действительно любит меня, – жестко говорит Брунетт.

– Я видела, как он шушукался с Джаспером насчет тебя, – замечает Стелла.

– Ты так говоришь только потому, что не хочешь видеть, как я получу то, что ты сама потеряла. Из-за Дэша…

Стелла поднимает палец.

– Не смей произносить его имя.

Нелл смотрит, как они меряют друг друга гневными взглядами. А потом все заканчивается, и Стелла берет Брунетт за руку. Они вдруг снова становятся лучшими подругами. Брунетт шаловливо берет завиток бороды Стеллы и вставляет туда маргаритку.

– А вот и он, – говорит Пегги, и Нелл следует взглядом за ее указующим пальцем. Оранжевый огонек сигары, темная фигура за деревьями.

– Только не позволяй Джасперу увидеть его, – говорит Стелла.

– Почему? – спрашивает Нелл.

Пегги смеется.

– Потому что мы принадлежим Джасперу, пока участвуем в его представлениях.

Брунетт поднимается на ноги, простодушно улыбается и опускает свое шитье в корзинку.

– Я знала, что он придет, – говорит она. – Я знала, что ты ошибаешься, Стелла.

Они смотрят, как она уходит.

– Из этого не выйдет ничего хорошего, – бормочет Стелла. – Пусть потом не приходит плакаться ко мне.

– Думаю, он все-таки любит ее, – вздыхает Пегги.

– Ты замечаешь только то, что тебя устраивает. Словно канюк, который видит только мертвечину.

Потом, когда все отходят ко сну, Нелл потихоньку выходит из своего фургона. До нее доносится запах гниющих морских водорослей. Должно быть, берег где-то недалеко. Она хочет только посмотреть на океан, ощутить рядом его бодрящее присутствие.

– Куда ты собираешься?

Это Джаспер; его лицо находится в глубокой тени. За ее спиной раздаются трель чибиса и хлопанье крыльев летучей мыши, вылетевшей из подлеска.

– Я хотела увидеть море.

Он подступает ближе.

– Ты увидишь его завтра. А сейчас всем пора спать.

Она отодвигается к своему фургону.

– Я тебе не сделаю ничего плохого. – Он протягивает руку, но она увертывается. Она снова ощущает это: его желание пригвождать к месту и обладать. – Не стоит бояться меня.

Она пытается держаться как Стелла, расставив ноги и задрав подбородок.

– Оставьте меня в покое.

Он смеется, но в его смехе слышится горечь, как будто он не привык, чтобы ему перечили.

– Я ищу Брунетт.

– Я ее не видела.

– Ну и хорошо.

Он взмахивает хлыстом над короткой травой и поворачивается к лесу. Брунетт должна находиться там, со своим любимым мужчиной. Нелл думает о звуках, которые издавали ее брат и Мэри внутри дома, когда ее отослали подождать во дворе. Они пыхтели и ворочались, как дикие звери. Шорох ткани, шелест разгоряченных тел, трущихся друг о друга.

Он говорит, что любит ее.

В ее груди шевелится что-то похожее на зависть.

Она замечает, что лампа в фургоне Тоби по-прежнему горит. Она помнит легкое прикосновение его пальцев, когда она держала фотографию. Запахи незнакомых жидкостей, альбом с афишами и визитными карточками, который он ей показал в темной комнате, где она не могла разглядеть выражение его лица.

Невдалеке раздается конское ржание, и Нелл вздрагивает. Она бежит к своему фургону, волосы развеваются за спиной.

Тоби

Кто-то однажды сказал Тоби, что фотографирование является разновидностью агрессии. На войне, в окружении пороха, крови и собак, пожирающих мертвечину, где он был едва ли не единственным, кто не держал в руках оружие, эта мысль казалась смехотворной. Но теперь каждый раз, когда Тоби сгибается за фотографической камерой, он чувствует себя так, как будто что-то присваивает. Когда он снимает с веревки фотографию Нелл, то гадает, не украл ли он нечто, принадлежавшее только ей.

Момент, пойманный во времени; девушка, запечатленная на бумаге. Выставленный подбородок, в глазах одновременно вызов и неуверенность.

Ему бы уже следовало отдать брату эту фотографию, но он начинает прибираться в фургоне, полировать бутылки. При этом он то и дело посматривает на изображение Нелл, словно желая убедиться, что оно еще здесь. Он дважды берет карточку и направляется к двери, но останавливается. Вместо этого он достает книгу, которую она разглядывала: «Волшебные сказки и другие истории». Можно тайком пробраться к фургону девушки и дать ей книгу; может быть, это утешит ее. Ничего особенного, безобидный жест. Джаспер не должен знать об этом… но он узнает. Его брат ловко распознает мельчайший обман по движению глаз, уголков губ. Тоби кажется, что Джаспер может угадывать его намерения даже по биению пульса, движению его крови. Он представляет своего брата в виде мясника, который поднимает его сердце с пластины бурого льда, сжимает в кулаке и подносит к уху, прислушиваясь к любой дрожи в его отделах. Тоби трясет головой, потом взвешивает книгу на ладони и бросает ее на сервант. Она падает рядом с небольшой шкатулкой, наполовину погребенной под другими мелочами. Он придвигает шкатулку к себе. Деревянная крышка разбухла, и ему приходится подцеплять ее ножницами.

Внутри лежат фотографии плоских равнин и довольных мужчин со стаканами в руках. Тоби перебирает их. Солдаты опираются на винтовки, эполеты сияют как звезды. Этот снимок был отослан в Лондон с пакетом генеральской почты и напечатан в Illustrated London News. Другие фотографии: солдаты жарят кур, смеются перед походными палатками. Он переходит к нижним фотографиям,