— А если бы появился кто-то другой? Ему ты морочил бы голову без зазрения совести?

Николай опустил глаза.

— Я собой не горжусь. После того, как мы с тобой расстались, моя жизнь пошла вразнос.

— Думаю, ты драматизируешь, — возразила Вера. — Сам же говоришь, что не спился и не начал колоться…

— Но я впал в ничтожество! — перебил ее Николай. — Я хотел стать режиссером, а сам перебиваюсь какими-то жалкими клипами на ТВ.

— Я как-то раз видела тебя в «Останкино», — призналась Вера.

— В «Останкино»? — встрепенулся Николай. — А что ты там делала?

— Предсказывала финансовую погоду. Речь не обо мне. Ты говоришь, что перебиваешься клипами. И кто в этом виноват?

— Конечно, я сам! Ну, и твоя сестрица руку приложила. Она втянула меня во все это. Фотосессии, кастинги, съемки, клипы… Я и оглянуться не успел, как увяз по горло.

— Не вини ее. «Бачилы очи, шо купувалы», — ответила ему Вера украинской поговоркой. Ее голос стал сух, даже враждебен. — Ты сам виноват. Это не по-мужски: вот так позволить женщине сесть себе на шею. Кстати, вы не собираетесь иллюстрировать «Анну на шее» в своем грандиозном проекте?

— Я вообще больше ничего иллюстрировать не собираюсь, — мрачно буркнул Николай. — Не знаю только, куда мне теперь податься.

— Но ведь когда-то ты собирался стать режиссером. Почему бы не вернуться к старому ремеслу?

— Это невозможно, — вздохнул он. — Я даже курса не окончил. Кто меня теперь возьмет? Куда? Кругом все забито.

— А ты смири гордыню и пойди вторым режиссером.

Николай безнадежно покачал головой.

— Ассистентом? Помощником?

— Разве что рабочим сцены, — с горечью усмехнулся Николай.

— Выход есть всегда, — жестко отрезала Вера. — Некоторые театры умирают на глазах, сдают подмостки под чужие спектакли. Пойди куда-нибудь, может, сгодишься.

— И что я там буду делать? С кем работать? В умирающих театрах нет никого и ничего.

— Ну, когда-то ты славился умением творить из ничего. — Вера вдруг решительно поднялась на ноги. — Что я тебя уговариваю как маленького? Меня все это не касается. Спасибо за чай.

— Постой. — Николай тоже встал и заглянул ей в глаза. — Неужели нам больше не о чем поговорить? Неужели ты никогда не простишь меня?

— Мы уже однажды поговорили. Забыл?

И она ушла. На этот раз он не стал ее преследовать.

* * *

Оставшись один в пустом баре, Николай с тоской обвел глазами стойку. Вопреки собственным недавним уверениям, ему безумно хотелось выпить, но он ограничился тем, что закурил. Расплатился за чай и кофе, вышел из ресторана на улицу и закурил.

На Новый Арбат с его толпами и шумом движения идти не хотелось, и он свернул на Старый. В кармане у него зазвонил сотовый телефон. Вынув аппарат и убедившись, что звонит Звягинцев, Николай отключил связь.

Нет, он не забыл последней встречи с Верой, единственной после Сочи, но вспоминать о ней не любил, как не любил вспоминать и о том, что ей предшествовало.

Через обряд бракосочетания он прошел как во сне. Ему это казалось условностью. Просто надо расписаться в какой-то ведомости, а потом его отпустят и он будет свободен. Не тут-то было. Лоре, как чеховским сестрам, хотелось «в Москву, в Москву!». Она не могла скрыть своего торжества и нетерпения. Пришлось звонить родителям и, заикаясь, краснея, потея, объяснять, что он приедет не один, а с женой… И, нет, это совсем не та девушка, с которой он познакомился в мае и которую собирался представить родителям.

Он привез Лору в Москву, в свой дом. Даже сейчас при одной мысли об этом у него начали гореть щеки. Она вошла и, едва поздоровавшись, отправилась осматривать квартиру. Прошлась по комнатам, хотя ее никто не приглашал, окинула взглядом стены и потолки и одобрительно кивнула;

— Кубатура приличная. Но тесновато. На фиг вам столько книг?

— Они нас кормят, — ответила Наталья Львовна.

— А что, это все вы написали? Ну, я торчу… Да нет, не может быть.

На этот раз ей никто не ответил. Впрочем, Лора не нуждалась в ответах. Это Коля готов был сквозь землю провалиться, а она совершенно не смущалась. А что? Она была в своем праве.

Лидия Алексеевна страшно избаловала ее. Вера была в доме вместо прислуги, а Лора жила барыней. И точно так же она вздумала вести себя в его доме! С его мамой! В первый же вечер после ужина, когда Наталья Львовна попросила ее помочь вымыть посуду, Лора отказалась наотрез.

— Я в прислуги не нанималась, — заявила она с простодушной наглостью.

— Я тоже, — спокойно ответила Наталья Львовна. Коля хотел вмешаться, но мама покачала головой и решительно пригласила Лору к себе в кабинет. — Пожалуй, нам нужно потолковать с глазу на глаз.

Коля не хотел подслушивать. Того, что тихо и мягко втолковывала Лоре Наталья Львовна, он не слышал, зато визгливые выкрики Лоры разносились по всей квартире. По ним с легкостью можно было восстановить недостающую часть диалога.

— Я артистка! — кричала Лора. — Я модель! Мне нужно беречь ногти! Мне нужно выглядеть!

Наталья Львовна что-то негромко сказала в ответ.

— А как вы обходились до сих пор? — возмущалась Лора. — Вы же сами мыли посуду! Вам что, влом вымыть еще одну тарелку? Если вам это так принципиально, пусть за меня ваш сын вымоет!

Последнее слово осталось за Лорой. Она выскочила из кабинета, бросилась в Колину комнату, повалилась на кровать и залилась слезами. Верное, не раз испытанное средство опять сработало. Красный, сгорающий от стыда и унижения, от злости на самого себя Коля вымыл посуду, вынес мусор… Ему пришлось сделать то же самое и назавтра, и на следующий день…

Ничего особенно нового для него в этом не было. В доме Галыниных всегда все друг другу помогали. Это было нормально. Только Лора в разделении домашних обязанностей гордо не участвовала. Она торжествовала победу. А одержав первую победу, почувствовала, что можно и дальше хамить безнаказанно. Закрепившись на завоеванных позициях, она изо всех сил принялась развивать успех. Никакие замечания, одергивания, увещевания на нее не действовали. На самый крайний случай она выставляла в оправдание свою беременность.

Впрочем, беременность иссякла очень скоро. Недели через три после приезда Лора вдруг исчезла на целые сутки. Коля места себе не находил, искал ее по больницам и моргам, заявил в милицию, где ему посоветовали еще немного подождать. Через день она явилась. Бледная, непричесанная, без косметики. На улице ей стало плохо, сказала она. У нее выкидыш. В доказательство она протянула ему справку из какой-то частной клиники, коих в Москве развелось великое множество.

Коля ей не поверил.

— Не было никакого ребенка, — глухо проговорил он, не спрашивая, а утверждая. — Когда человеку становится плохо на улице, его везут в больницу, а не в частную клинику. Кстати, больницы я проверил. Все до единой.