Студент, длинноволосый Семен, был прав насчет своих познаний в древнегреческом. Нашлись дотошные покупатели, которые понесли плиты и обломки колонн с причудливыми надписями знатокам языка, и те отыскали ошибки в падежах. Разгневанные клиенты били «антиквариат» у лавки Гойдманов, и бледному Шепселю ничего не оставалось, как разводить руками и неубедительно оправдываться: мол, и среди древних греков были не очень грамотные люди.

Почему же господа считают, что он обманывает их? Может быть, древние греки и сделали эти нелепые ошибки?

Больше всего над такими объяснениями смеялся антиквар Штерн, считавшийся самым знающим в городе (и это было странно, потому что он учил невежественного Гойдмана разбираться в антиквариате и давал ему книги).

– Да разве братья Гойдман антиквары? – Он хихикал, издавая звуки, напоминавшие икоту. – С двумя классами и четырьмя коридорами? Поверьте, они едва умеют читать и писать на родном языке, где уж им разбираться в антиквариате? Если они и прочитали книжку, то это был «Талмуд» в синагоге.

Шепсель злился на Штерна, но сделать ничего не мог. Клиенты отскакивали от него, как мячи от стенки, деньги перестали течь рекой. Старый Яков и студент отказались с ним работать – они узнали, что львиную долю прибыли братья брали себе, оставляя им крохи, что было сущей правдой, и Гойдманы доедали старые запасы.

К сожалению, Малка не хотела этого понимать. Ее жизнь без нового жакета и манто стала серой и бессмысленной, и молодая жена почувствовала к мужу острую неприязнь, считая его грубым, неотесанным, необразованным мужланом, к тому же еще и жадным, и мучительно размышляла о том, что делать ей, такой несчастной и обманутой в своих надеждах.

Женщина подошла к лавке ювелира и вздохнула: еще совсем недавно Шепсель дарил ей кольца, обещал красивое колье…

Прижавшись к стене, чтобы ювелир Кохман, знакомый Шепселя, ее не увидел и не стал показывать товар (это ранило бы ее сердечко), она жадно разглядывала дорогую брошь, усыпанную маленькими сверкающими бриллиантами, которую держала в руках полная дама в нарядном черном платье.

– Любуетесь? – Она вздрогнула, услышав знакомый голос, и повернула голову.

Богатей, торговец, коллекционер и нумизмат Адольф Фришин стоял перед ней, стройный, высокий, с ниточкой черных усов над верхней губой, в шикарном костюме, делавшем его похожим на барина (про него говорили, что денег куры не клюют и он может купить половину города), и восхищенно улыбался.

– Извините, кажется, я вас испугал.

Малка заморгала.

– Нет, господин Фришин, я хотела зайти в лавку и… – Голос ее дрогнул, и женщина всхлипнула, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

Сейчас этот богач посмеется над ней, как смеялся над ее мужем, наверняка ведь смеялся. Разве не всему городу известно о его махинациях? Знает ли этот лощеный господин, что в ее семье нет денег на дорогие украшения?

Она отвернулась к стене и побледнела.

На ее удивление, мужчина взял ее под руку и заглянул в огромные черные глаза, полные слез.

– Вы плачете? – спросил он нежно. – Прошу вас, не делайте этого. Слезы лишь прочертят морщины на вашем хорошеньком личике. – Он наклонился к ней, вдыхая терпкий аромат мягких волос. – Скажите, я могу что-нибудь сделать для вас?

Малка замотала головой и вдруг зарыдала.

Адольф растерялся (женские слезы всегда приводили его в растерянность), но быстро овладел собой и потащил ее в маленький сквер за домом.

– Вы знаете, как жители нашего города любят сплетни, – шепнул он в маленькое ухо, покрытое завитками, вдыхая тонкий запах духов. – Вы не должны этого делать.

Усадив бедняжку на скамейку, Фришин вытащил из кармана чистый, выстиранный до скрипа носовой платок и протянул женщине:

– Вытрите слезы. И, умоляю вас, не плачьте. Я давно наблюдаю за вами и знаю всю вашу историю. Старый Яков был против вашего брака, и верно: господин Шепсель вам не подходит. Что он и что вы? Ваши родственники видели, что вы не будете с ним счастливы. Конечно, зря вы не послушали дядю, но ведь сердцу не прикажешь, верно? А Гойдман наверняка подкреплял слова подарками. А потом посадил вас на хлеб и воду. Оно и понятно. Откуда у него столько денег, чтобы обеспечить вам безбедную жизнь?

Малка кивнула:

– Да, это правда. Он говорит, что для нас настали трудные времена.

– Вот видите… – Фришин презрительно скривился. – И эти трудные времена такие, как он, переживают очень часто. У него нет счета в банке, и все доходы зависят от того, сколько он заработает на перепродаже антиквариата.

Малка закрыла лицо руками и прошептала:

– Что же мне делать? Ох, господин Фришин, если бы вы знали, как эти трудности изменили Шепселя! Он стал раздражительным, грубым, жадным… Что же мне делать, как дальше жить?

– Вы можете вернуться к дяде, – невозмутимо посоветовал Фришин, подергивая усы, – а можете снова выйти замуж. Я рекомендовал бы вам второе, потому что достойный муж обеспечил бы ваше достойное существование.

Женщина наморщила лоб. Она вдруг подумала, что этот богатый и уверенный в себе мужчина прав. Зачем мучиться с человеком, который тебя не любит и которого не любишь ты? Но кто достоин стать ее новым мужем?

Фришин словно прочитал ее мысли.

– Как вы знаете, я довольно состоятельный человек, – начал он ласково. – У меня есть деньги, и я могу потратить их на любимую женщину. Она будет одета лучше всех в Очакове. Мой источник денег, в отличие от Гойдманов, не иссякнет. Я богат, и это не секрет для жителей города.

Малка покраснела, она понимала, к чему он клонит, но ничего не отвечала.

– Вы, наверное, понимаете, зачем я все это говорю. – Лицо Фришина с правильными резкими чертами приняло просительное выражение. – Я без ума от вас, Малка. Я давно люблю вас. Сколько раз я ругал себя за то, что позволил Гойдману опередить себя и взять вас в жены! Я должен был сказать вам и вашему дяде о своей любви, и мы бы давно были счастливы. Малка, сам бог хочет, чтобы мы были вместе. И сейчас он дает нам шанс. Неужели мы не воспользуемся им?

Он затрепетал от волнения и страсти, и его чувства передались женщине.

Ей снова захотелось поклонения, любви и, конечно, денег. Она чуть не ответила согласием, но вовремя спохватилась, боясь, что богач плохо о ней подумает:

– Господин Фришин, я порядочная женщина.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь. – Адольф улыбнулся ласково и немного грустно. – У вас есть право выбора, я оставляю его за вами. Когда вы подумаете и решите для себя, чего хотите, думаю, дадите мне знать. Я буду ждать.