«А может, просто выживаемость…» – хотела сказать Лиза.

Почему же нужна именно Анжела? Из стального в тёплый изменить её взгляд. Анжела обнимет. Анжела улыбнётся. В этом назначение. Несчастную сделать счастливой. И тогда она перестанет топать, когда что-нибудь захочет. И кричать перестанет.

– Уж не думаешь же ты, что она несчастная и только ты призвана сделать её счастливой.

Лиза вздрогнула.

Гоги сидит в пустом зрительном зале. Со сцены он такой одинокий среди пустых кресел. И голос его:

«Пожалуйста, не ври себе, что ты несчастная. Ну, бросил тебя дурак такую добрую. Он не стоит тебя. Это не он, ты цветы разводишь, это ты кормишь бездомных собак, это твои слова: “Доешь борщ, пока он тёплый”. Только реплика по тексту, а ведь именно в ней, и только в ней – любовь… в ней твоя сила. Он уходит навсегда, а ты его напоследок спешишь накормить. Всю жизнь дурак будет вспоминать эту фразу, этот борщ и жалеть, что потерял тебя. Ну же, улыбнись. Ты – богачка. У тебя цветы, у тебя кастрюля с едой для собак. Ты выйдешь следом за ним на мороз, и к тебе подбегут бездомные собаки, и будут улыбаться тебе и махать хвостами».

Для себя она решила ту сцену по-другому. Представила: Алесь уходит от неё. Какие цветы, какие бездомные собаки… Алесь уходит… только это.

Стала объяснять Гоги, как она понимает, что значит – уходит муж. Жизнь рушится. Есть только «до», «после» нет.

А Гоги встал и пошёл к ней на сцену. Он встал на место её «мужа» и сказал его слова. И смотрел на неё, не мигая. И в его лице не было того, что он уходит, а было то, что он не может уйти, что он вернулся, что он навсегда с ней. Так он смотрел. И она улыбнулась ему. «Ну вот… это то, что надо. Теперь говори: “Доешь борщ, пока он тёплый”».

Сейчас Гоги улыбается ей. Он сидит так прочно на их с Алесем тахте и смотрит на неё так, что ясно: он здесь навсегда.

А она зябнет плечами. Сквозняк гуляет сквозь неё. Алесь никогда не сидел так навсегда на их тахте. Алесь – мальчик. Алесь любил лежать на спине, раскинув руки, словно под солнцем, и смотрел на неё: как она поливает перед сном цветы, и как подбирает его вещи, развешивает их по стульям, и как ложится, и первым движением, прежде чем укрыться, берёт книгу.

Алесь улыбается и смотрит на неё.

Звенит звонок.

1

Вчера Варвара принесла на завтрак блины с яблоками.

Алесь пытался восстать против её подношений – гуляшей и рассольников, сырников и куриных котлет, но Варвара отрезала: «Ты мне муж».

«Фиктивный», – перебил он.

«Не лезу же я к тебе в постель?! И в твою хату жить не переезжаю. А уж жрать принести… уж ты подвинься… в этом моя обязанность. Ты мне, я тебе».

«И чего же я тебе?» – возразил он.

«Здрасьте, ваше величество! Ты со мной оформил отношения. Я, можно сказать, первый раз замуж пришла».

«Фиктивно», – снова прервал он её и замолчал – так зависимо и так благодарно смотрела она на него!

А заговорила грубовато:

«Чего с тебя смоется-то, коли я по-своему поблагодарю тебя? Накормлю, обстираю, уберу. Тебе не в убыток, мне – в удовольствие».

«Тебе настоящую семью надо успеть построить, детей народить».

Ничего не сказала Варвара, выскочила из квартиры, хлопнула дверью.

И он смирился. Ну, носит и носит. Ну, моет раковину с туалетом и моет. Он лишь грязное бельё спешит сам сунуть в стиральную машину – нечего ей мараться! И рубашки сам в чистку сдаёт.

Блинчики с яблоками в одну минуту исчезли. Сегодня, Варвара сказала, первая его получка.

И не наработал ещё на неё, а зарплата – вот! Всю её он вручит Варваре.

Лизе бы хоть сколько-нибудь! Но деньги не его. Пока не рассчитается с Варварой за партнёрство, Лизе помогать не сможет.

В кабинете возле телефона – голубой конверт с вензелем «В. и компания». Открыл и ахнул. Да он никогда столько не держал в руках! Тем более доллары это!

Не успел удивиться сумме, вошёл Херувим, аккуратно прикрыл за собой дверь, кошачьим шагом прокрался по ковру, сел в кресло.

– Ну, отсчитал мою долю?

Блинчики словно в камни превратились – под их тяжестью Алесь осел в кресло.

– Хочешь, вместе посчитаем для верности? Я возьму только то, что мне причитается. – И Херувим потянулся к конверту рукой.

Розовая, детская, эта рука явно никогда никакой работы не справляла. На ней – обрубленный мизинец.

– Чего уставился? Это мои университеты. Меня ведь тоже чему-то учили. – Он осклабился. – Качественно научили, урок выучил. Сделал выводы. Или меня, или я. Выбрал: я! Усёк?

Лишь вошёл Херувим, поползли по спине ледяные змеи пота, щиплют.

У Юрия Олеши когда-то прочитал: «В жизни моей, по существу говоря, было удивительное обстоятельство только то, что я жил… главное, что я каждую минуту жил».

Он жил с мига встречи с Лизой. Ни до не жил, ни сейчас не живёт. И больше «жить» не получится. Так чего же он дрожит кроликом под взглядом удава?

Не сметь дрожать! Прекратить праздновать труса!

Прежде всего – стряхнуть с себя струи постыдного пота. И он вздрогнул спиной, и свёл вместе лопатки, и выпрямился. И своей рукой прихлопнул конверт с деньгами. И сцепился с взглядом Херувима.

Тот убрал руку.

– Если над вами издевались, если вас унижали… – Алесь оборвал себя.

Хотел сказать, что у Херувима нет права издеваться, унижать других. Хотел сказать: здесь нет ни одного его доллара, все должен отдать Варваре. А если бы деньги были его?!

Зачем вообще разговаривать с Херувимом?

Херувим убьёт его? Пусть. И так не живёт. Ни Лизы, ни сына.

– Брезгуешь разговаривать, стерилизованный интеллигентик? Ошибочку совершаешь. Я люблю душевно поговорить. Даёшь или не даёшь мою долю?

Алесь услышал звон колоколов.

С Лизой и Грифом поехали гулять в лес. Тропа вела через деревню и через взгорок мимо церкви. Ступили на опушку золотистого осеннего утра. И в этот миг зазвонили колокола. Глаза Грифа. Глаза Лизы – в них пляшут отсветы бардовых, жёлтых листьев.

Причём тут Херувим?

Ещё мгновение Алесь смотрит в слепящее Лизино лицо, ладонями ощущает горячую шерсть Грифа, слышит колокольный звон. И встаёт. Крепко зажав в руке конверт, идёт мимо Херувима к двери.

– Стой! – стегнул его голос, таким тоном Херувим говорит с Васей. – Я сказал: стой!

Алесь выходит из своего кабинета. И колокольный звон, и Лизин взгляд ведут его к Варваре.

Варвара кричит в трубку: