Дамочка в «Гуччи» с благоговением достает местный гламурный журнал о знаменитостях и показывает подруге. На обложке — размытый портрет смуглого красавца в синей форме охранника. Он не из тех, кто ходит в плохо подогнанном обмундировании. Во всем его облике чувствуется достоинство, даже, пожалуй, благородство. В погонах и свисающем с плеча дробовике. В начищенном до гордого блеска жетоне. В непослушной копне черных волос, которые не смогла подмять под себя дурацкая кепка, обязательная для всех охранников. Выглядит он внушительно. Глаза смотрят так, будто всю жизнь он ждал шанса, который ему так и не представился.

— О боже! — произносит дамочка в «Гуччи». — Ням!

— А имя-то какое благородное! Вигберто Лакандула!

* * *

В самолете на Баколод наш любопытный протагонист закрывает глаза, повинуясь неотступному джетлагу и убаюкивающему гулу двигателей. Во сне он печатает текст. А может, это кто-то другой печатает. Видны только руки. Буквы складываются в слова. «Ты должен сделать выбор. Выбор непростой. Тебе придется выбирать, на чьей ты стороне. Сохранить нейтралитет не получится. А если получится, значит ты дезертир. Человек — это тебе не остров, не перешеек, не атолл, полуостров или континент[75]. На Западе все твое, на Востоке — все принадлежит им. Что бы они ни говорили, твоя история — только твоя, и ничья больше. Ты отвечаешь за нее, как отец за сына. К черту клеветников, к черту твое вечно недовольное семейство. Им не отнять твою историю только потому, что они в ней упомянуты. Руки прочь! Они уже наложили руки на свои жизни. Поздно! Началось. Ты при своих, они — при своих. Ничего не поделаешь, Поццо[76]. Ты не можешь ждать, пока они умрут. Потому что к мертвым нужно относиться с уважением. Правда, какое знамение заставит тебя решиться? Богатство и слава? Фейерверк? Страшное наводнение? Восстание? Огненная река? Еще одна смерть? Тебе придется сделать выбор. Независимость или долг. Любовь или свобода. Бедняжка из богатой семьи. Отец всегда в ответе за сына, но не сын за отца».

* * *

Кристо не был единственным сыном своего отца. Капитан был добрым католиком, но в начале 1860-х прижил-таки ребенка на стороне. Несмотря на отсутствие документального подтверждения, в семейных преданиях это бесстыдство упоминается как неоспоримый факт. Внебрачный ребенок — единокровный брат Кристо — вырос и стал монахом-августинцем. Брат Августино Сальвадор, в свою очередь, как говорят, обрюхатил в исповедальне четырнадцатилетнюю Ситу Рейес, дочь Хоселито, бродячего точильщика ножей из Баколода, знаменитого своим прекрасным баритоном; перекатывая точильный камень с улицы на улицу, он выдавал мелодичные рулады. Хоселито отказался от дочери, и Сита родила в богадельне. Когда монахини отняли у нее ребенка, чтобы воспитать его во Христе, в приюте Святого Лазаря в Илоило, Сита безвозвратно утратила рассудок. Как проклятая блуждала она по улицам Баколода в поисках своего ребеночка, готовая прибрать себе всякого оставшегося без присмотра младенца. Сын Ситы вырос под опекой монахинь и стал Респето Рейесом, влиятельным политиком, который на протяжении всей карьеры законного капитанского внука Нарцисо Лупаса Сальвадора II, по кличке Младший, противостоял ему по всем ключевым вопросам. Миф этот активно поддерживал сам Рейес, которому удалось создать вокруг собственной персоны культ настоящего висайского патриота: сам из народа, противник гегемонии испанских потомков, недосягаем для американцев. Однако в семье Сальвадор разговоров о нем всегда избегали, а любые упоминания встречались кривыми снисходительными ухмылками. Младший же реагировал на подобные инсинуации более резко, всякий раз утверждая: «Ублюдок не может быть порождением Сальвадоров».

Из готовящейся биографии «Криспин Сальвадор: восемь жизней» (Мигель Сихуко)

* * *

Подслушано в самолете:

…Ну и конечно, из-за этого у них могут быть серьезные проблемы, — говорит мужчина сзади. — На местном уровне замазать природоохранные грешки еще можно, но, когда в дело ввязываются международные медиа, для правительства это уже конфуз.

— Рассказывай! — отвечает сосед. — Да ничего им не будет, поверь мне. Помнишь, как они взорвали свой асбестовый завод? Оправдали! Судья даже обязал страховую компанию выплатить компенсацию.

— Как это — ничего не будет? А передовица в азиатском «Таймс»? А тут еще эти «Стражи мира» мутят.

— Ничего у них не выйдет. Помнишь незаконные вырубки Первой генеральной в девяносто первом, а потом оползни в Ормоке? Больше двух тысяч погибло. И что потом? Как с гуся вода! Чжанко даже заработал. На прошлом заседании «Элит-клуба» он сказал…

— Меня не было. Летал по делам в Гонконг. Ты бы видел это чудо. Под два метра ростом, блондинка, русская. Розовые соски, Джейк! Розовые. Размером с цент…

— Так вот, в Элит-клубе Диндон говорит: в китайском понятия «кризис» и «шанс» обозначаются одним иероглифом.

— Я не знаю китайского.

— Это правда так. Я потом сказал ему: «Знаешь, Ди-Ди, по-китайски оно, может, и так, а вот у нас для успеха есть только одно слово: кэш». Ну, мы посмеялись, конечно. Не, правда: больше двух тысяч смыло в море. А Ди-Ди — хоть бы хны. Похоронное бюро Первой генеральной неплохо наварилось…

— Ха-ха!

— «ПерГенКорп-Констракшн» построили эти картонные домики. «ПерГенКорп-Хаус» их продали. «ПерГен-Корп-Холдинг» зафиксировал рекордную квартальную прибыль. Ну и тела складывали, конечно, в пергенкорповском же торговом центре.

— На то у них и слоган: «Прогресс ничто не остановит».

— Давай, продай мне свои акции Первой генеральной! Ди-ди держит Эстрегана под локоток.

— Скорее, за яйца. А когда Бансаморо возьмет Эстрегана за горло? Тут Первая генеральная и обвалится. На что спорим?

— Идет! Уик-энд в горах Тагатай. Остановимся в моем шале и будем играть в гольф. На ужин кобэ-стейк. Ну и бутылочку «Петрюс» откроем.

— А если ты выиграешь?

— Полетим на твоем вертолете в твой пляжный домик. Ты позовешь девочек. Только не ту крашеную блондинку. Мне больше понравилась та очаровашка с компьютерного факультета. Поможем ей с оплатой обучения.

* * *

В Баколоде отобедал в «La Perle». Посидел в пустом интернет-кафе. От [email protected] вестей по-прежнему никаких. Я залез даже в папку спама, но ничего, кроме обычного мусора, не обнаружил. Потом отправился в парк Паблик-Плаза, присел под дерево и принялся изучать путеводитель «Одинокая планета».