Она повернулась к нему.

Он застыл в дверях. Ему казалось, что его окутало облако с запахом бисквита и теплых рогаликов. Он задыхался. Это она пахнет как булочная-кондитерская? Он чуть не застонал от желания потереться об ее шею и с силой сжал ручку двери:

— Сядь.

Али удивилась. Что с ним? Почему он так напрягся?

— Что-то не так?

— Ничего. — Макс прошел к столу и сел. Али выдвинула стул и тоже села.

— Может, мы снова повторим всю процедуру? — спросила она.

Они уже проделывали это несколько раз, и последний раз не далее как вчера.

— Хорошая мысль. — Макс кивнул и, постукивая авторучкой по столу, начал говорить.

Али пыталась внимательно слушать, но выражение его лица было каким-то странным, и она занервничала. А вдруг ему известно что-то, какие-то неизвестные ей обстоятельства?

— Макс, все в порядке? — прервала она его.

Он кивнул и продолжил, не переставая постукивать авторучкой. Али — первая в списке свидетелей, и он ожидал, что ее допрос займет два дня. Он ее предупредил, но, как ему показалось, она не полностью осознала, насколько это будет изнурительно.

А тут еще ее восхитительный запах мешает ему сосредоточиться!

Макс замолчал на полуслове, когда до него долетела очередная опьяняющая струя. Он отбросил ручку в сторону:

— Что это на тебе такое?

Али в замешательстве уставилась на него, потом оглядела свой костюм:

— Ты же сам настоял на строгом наряде. Ты сказал — никаких юбок.

— Нет, черт возьми, — проворчал он. — Я имею в виду твои духи.

— Ванильное масло?

Ваниль. Вот в чем дело. Вот почему он хочет облизать ей шею.

— Мне его дала Кэт. Оно действует расслабляюще.

— Помогает?

— Да. По крайней мере, помогало, пока тебя это не стало раздражать.

— Ничего подобного, — возразил он и потер лоб. — Прости, я…

— Тебе… не нравится запах?

Макс уткнулся подбородком в ладонь:

— Этот запах нравится мне даже больше, чем следовало.

— Значит, все-таки нравится?

— Он меня… отвлекает.

Али заметила, как его взгляд задержался на ее губах. У нее перехватило дыхание.

Последние две недели они старательно придерживались исключительно делового тона в их общении. Макс даже злился на себя за то, что предложил ей позвонить ему. Тот телефонный разговор толкал его на опасный путь, и он решил, что дальнейшие телефонные звонки были бы неразумны, так как нарушили бы ту границу, которую они прочертили между собой. И Али с ним согласилась.

Но сейчас он снова представил ее в своей постели.

Макс заметил, как потемнели ее оливковые глаза, а влажные губы приоткрылись. Он помнил вкус этих губ, ощущал их нежность.

Али было трудно дышать. Он смотрел на ее рот и постукивал пальцами с таким видом, как будто решал: целовать или не целовать? Хочет ли она, чтобы он, отбросив приличия, ее поцеловал? У нее пересохло во рту, и она облизала губы. Лучше бы она этого не делала! У Макса раздулись ноздри, и он перестал стучать пальцами по столу.

— Я не стану больше… пользоваться этой эссенцией…

Макс убрал руки под стол. Искушение наброситься на нее было слишком велико.

Как он станет возражать, если ванильное масло помогает ей расслабиться и немного успокоиться? Но сможет ли он вдыхать этот пьянящий запах и не думать о ее восхитительной коже?

Он сойдет с ума.

— Нет, не надо, — произнес он. — Тебе необходимо быть спокойной.

Дверь распахнулась, вошли Редж и два других представителя администрации госпиталя, а также юрисконсульт Макса Джемма Уорд и Дон Уокер — представитель страховой компании. Для Макса их появление было как нельзя своевременным.

Спустя двадцать минут судья Вероника Дейвис вошла в зал суда и объявила заседание открытым. Макс был доволен, что дело ведет она. У нее была репутация жесткого, но честного судьи.

Макс разложил свои записи. Редж и Дон сидели справа от него, Джемма — слева. Напротив через проход сидели Дидре и Гордон Каллены со своими юристами.

Алейша сидела сразу за его спиной. Сладкий запах ванили доносился до него, и Макс молил Бога даровать ему силы и терпение.

Он видел, какие презрительные взгляды мать Натаниэля бросала на Али. Как она это вынесет?

Каждый раз, приходя на предварительные слушания, Алейша придумывала себе новую профессию на будущее, и это превратилось у них с Максом в неизменную шутку. Но Макс знал, что Алейша говорила серьезно. Если в суде для нее все закончится плохо, она никогда не вернется в медицину. Черт, ему уже стало казаться, что, вероятно, она не вернется, даже если они выиграют дело.

— Мистер Шеррингтон?

Макс поднял голову от документов. Улыбнувшись судье, он встал:

— Да, ваша честь.

— Вызовите вашего первого свидетеля.

Неожиданно для себя Макс на мгновение ощутил тревогу. С ним никогда ничего подобного не происходило, он никогда не волновался в зале суда. Но ни одно дело прежде не касалось его лично.

— Я вызываю доктора Алейшу Грегори.

И начались два дня мучительных вопросов. Каждая секунда, каждое действие, каждое решение той трагической ночи тщательно анализировалось и проверялось.

Ничего не было упущено. Ни мысли Али, ни ее записи, ни ее душевное состояние, ни личная жизнь.

Как и предсказывал Макс, и ее разрыв с любимым человеком, и ее выкидыш были упомянуты противоположной стороной. Алейше казалось, что ее раздели донага. Она чувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение.

А после всех этих допросов оставшуюся часть недели и три дня следующей были посвящены опросу других людей относительно ее действий. И все происходило так, словно ее там не было. Ей хотелось крикнуть, что она здесь. Сидит в первом ряду.

Каллены заявили, что она и госпиталь в целом проявили небрежность.

Макс оспаривал это утверждение.

И потянулись дни слушаний, опрос бесконечных свидетелей. Целая армия экспертов разбирала каждый шаг Али, часть из них поддерживала версию халатности, другие отвергали это.

Все это время Али только и делала, что ходила из дома в суд, а из суда домой.

Она сохранила ясность ума лишь благодаря Максу, каждое утро он говорил ей, как хорошо она держалась. Он был для нее спасательным кругом в штормовом океане, потому что юридические аспекты оказались настолько сложными и пугающими, что она не верила в победу.

Но она должна победить. Просто должна, и все.