Очередное слушание было назначено на завтра, и Али знала, что не должна звонить, но сегодня вечером ей было особенно плохо.

— Думаю стать стюардессой, — сказала она в телефон.

Макс, который задремал в окружении документов, посмотрел на часы:

— Почти полночь.

— Прости. Не могу уснуть.

По ее голосу было ясно, как она взвинчена.

— Завтра все закончится, — сказал Макс. — И мы выиграем.

— Хорошо. — Если бы она была так же уверена!

— Значит… стюардесса на этот раз?

— Почему нет? Я удовлетворю свою любовь к путешествиям.

— Алейша, мы победим.

— А мне нравится их форма.

Макс закрыл глаза и представил Алейшу в узкой юбке, чулках и туфлях на высоких каблуках. Она наклоняется к нему, он видит ложбинку в вырезе жакета, она подает ему напитки и обращается «сэр». А потом он идет за ней по проходу в служебное помещение, закрывает дверь, задирает ей юбку…

Господи. Это какая-то пытка.

Али услышала в его голосе низкие, похожие на звук саксофона нотки. Приятное покалывание разлилось от ладони, держащей трубку, вверх по руке.

— Ты питаешь слабость к юбкам, да?

— Обычно нет.

Али крепко сжала телефон. Разговор быстро выходил из-под контроля. Наверное, это результат того, что приходилось день за днем проводить в платоническом общении с Максом, когда ее тело жаждет совсем другого. Когда оно помнит в мельчайших деталях, как хорошо им было вместе.

— Может, тебе обратиться по этому поводу к врачу?

— Я и обращаюсь.

У Али сдавило горло.

— А он хороший специалист?

— Это она.

Дышать становилось все труднее.

— Звучит так, как будто она тебя еще не вылечила.

Ее прерывистое дыхание возбуждало.

— А может, я не хочу быть излеченным?

— Догадываюсь, что зависимость бывает от вещей и похуже.

С этим нельзя не согласиться. Вещи типа ванили и завитушек и большого красивого бюста. Но этот разговор уводит их совсем не в ту сторону. Господи, осталась всего-то одна ночь. Он почти добился успеха. Он должен подождать.

— Думаю, нам пора пожелать друг другу спокойной ночи.

Али застыла. Она ведет абсолютно неподобающий разговор со своим адвокатом, но у нее внутри все гудело и звенело подобно камертону, и было трудно соображать.

— Подожди, — сказала она. Надо срочно придумать причину для своего звонка! — Насколько хорошо ты знаешь судью?

— Почему ты спрашиваешь? — Макс нахмурился. — Уж не собираешься ли ты предложить ей взятку?

Али засмеялась. Ей вдруг стало легко. Кэт, которая только что вернулась с работы, просунула голову в дверь и улыбнулась Али. Али помахала ей, приглашая войти, и Кэт плюхнулась на кровать.

— Нет. Я имею в виду ее родинку.

— Родинку?

— Да. Над верхней губой.

У Макса глаза полезли на лоб. Конечно, он видел эту родинку — ее нельзя не заметить.

— И что?

— Она вот уже несколько дней ее почесывает. Мне не нравится форма родинки, и у этой женщины такая бледная кожа… Ты ее знаешь достаточно хорошо, чтобы спросить, консультировалась ли она с кем-нибудь по этому поводу, и если нет, то, может быть, посоветуешь это сделать? Я бы могла сама, но мне не позволено разговаривать с судьей.

Макс был ошарашен. Две недели он выслушивал дурацкие выдумки Али о том, как она поменяет род деятельности и кем станет после суда, но… она врач до мозга костей.

Сначала она прочитала ему лекцию по поводу прививки от ветрянки, потом помогла Хелен с артритом, потом дала совет, как лечить раздражение на коже одному из судебных репортеров, и теперь судья. Не говоря уже о том, как она мгновенно вытащила из сумочки пластырь, когда на улице упала девочка и оцарапала коленку. А пастилки от боли в горле, которые она вручила Джемме?

Нравится это ей или нет, но Алейша Грегори — прирожденный врач.

— И это говорит женщина, которая хочет стать стюардессой, — пробормотал он.

Али знала, что ей надо прекратить давать медицинские советы. Но прежде… пусть судья все же покажет свою родинку специалисту.

— Значит, твой ответ — нет?

Макс понял, что ему не отвертеться:

— Я поговорю с ней.

Али улыбнулась и подмигнула Кэт:

— Спасибо.

Макс усмехнулся и постарался стереть в голове картинку: он с Али в тесном туалете в самолете, юбка обмоталась вокруг ее талии…

— А теперь скажи «Спокойной ночи», — прошептал он в телефон.

— Спокойной ночи, — со смехом ответила Али.

Кэт наблюдала за подругой:

— Как я вижу, вы, ребята, мило поладили.

Али поправила одеяло и отвела глаза:

— Он мой адвокат, Китти Кэт. Ничего больше.

— Я просто говорю…

— Не надо. — Али не хотела, чтобы Кэт строила воздушные замки на ее счет. — Мы оба пережили несчастье, и он — мой адвокат. Помимо всего прочего, мне кажется, он все еще любит свою бывшую жену.

Али впервые произнесла это вслух, и ей тут же стало тяжело на душе. Их с Максом секс был похож на цунами, но это не означало, что его чувства были задеты.

Кэт сжала ей руку:

— Правильно. В таком случае не втюрься в него.

Али кивнула:

— Не втюрюсь.

Али проснулась на следующее утро в ужасном состоянии. Ее тошнило.

Уверения Макса в том, что они выиграют дело, не помогали. А глядя на свое отражение в зеркале, на восковое лицо, темные круги под глазами, она окончательно разуверилась в победе.

Чтобы хоть как-то себя подбодрить, она открыла флакон с ванильным маслом, капнула на пробку и смазала кожу на шее и за ушами.

После того дня, когда Макс заявил ей о том, как это на него действует, она ни разу не пользовалась ванильной эссенцией. Стоило ему поднять на нее взгляд, она читала в его глазах страсть. Намного опаснее было то, что у нее внутри разгоралось ответное сильное желание.

Но сегодня ванильное масло ей совершенно необходимо. Если она хоть немного не успокоится, то ей грозит кровоизлияние или глаукома. Так что сегодня любые средства хороши.

Али вдохнула сладкий запах, напоминавший ей, как они пекли кексы с Зои, о жженом сахаре, которым они поливали сверху кашу, а также о крошечной булочной в полуподвальном этаже в Риме. Счастливые воспоминания. Али улыбнулась — она понемногу успокаивалась.