– А что делать, когда приходишь домой, к себе в общагу, а у тебя на двери написано черной краской «За теракт ответите!», как будто это я виноват в том, что какой-то смертник подорвал себя и кучу людей в аэропорту? – вопрос задал сосед-кавказец, и Иса вдруг подумал, что транзит из Питера в Москву мало что изменит…

– Никуда не выходи, не поддавайся на провокации, предупреждаю, не подводи меня… – он обращался теперь только к племяннику, потому что не знал, что ответить на вопрос его соседа.

За три часа до нападения. Москва

В голове Максима поселилось неуправляемое и возникающее спонтанно второе «Я». Иногда оно перехватывало инициативу, захватывало власть. И тогда прочь уходили терзания, сомнения, вся эта человеческая амбивалентность, на смену им приходила поступательная агрессия уверенного в себе самца, который знал, куда бежать. И он бежал ровно до тех пор, пока клубок в лабиринтах подсознания не приводил в тупик. Именно там эстафета переходила к воспоминаниям. И вновь все смешивалось, и требовался импульс снаружи, подтверждающий сигнал, возвращающий его к реальности, заурядная подсказка. Иначе путаница, выбраться из которой самостоятельно не представлялось возможным.

Гром грянул внезапно, но это были не природные катаклизмы. Чья-то широкая душа отмечала какой-то праздник, запустив в воздух петарды. Ассоциации с выстрелами и взрывами стали импульсами, спровоцировавшими чувство страха. Одна петарда попала в окно на Композиторской. Опасность открыла глаза. Тревога заставила приподняться. Максим проснулся человеком с чутьем крысы. Человек помнил единственное теплое место на земле, где он мечтал оказаться, потому что там могла оказаться мама. Именно там он хотел укрыться от душевной боли и спрятаться от шальной пули. А крыса… Она знала, как туда добраться.

– Он встал! Он уходит! – кричали люди в белых халатах, но он никого не слышал, его ноги несли к двери. Он сорвал с вешалки какой-то плащ, накинул его на себя и выбил дверь ногой. На улицу! Ноги бежали, словно их было не две, а четыре. По выложенному заранее маршруту в определенную точку. На нем был минимум одежды, но он не чувствовал холода. Вот он уже на Новом Арбате. Вот он ловит такси. У него совсем нет денег, но он, одержимый, садится в машину и твердо указывает путь…

– Точно прямо?! – спрашивает его водитель. И он кивает, ведь он точно помнит, что ехал на свадьбу к сестре по этой широкой улице. Прямо. Точно прямо. Никуда не сворачивая.

– Ничего страшного. ГЛОНАСС обнаружит его местонахождение в два счета, – неожиданно спокойно отреагировал полковник на нерасторопность охраны лаборатории. – Заодно проверим эту функцию пульта. Мне даже интересно, куда он направится. Снаряжайте спецфургон. Поедем за ним…

Дугин перевел пульт Функеля в режим спутниковой слежки.

– Надеюсь, крыса не нырнет в метро или в канализацию! – изрек он вслух, садясь в напичканный аппаратурой автомобиль, – По идее, не должен. Если, конечно, проклятый Функель ничего не напортачил, то сейчас наш беглец – человек, я ведь не нажимал на «крысиную кнопку»…

А Максима уже везли по Кутузовскому к Можайке. Прямо. Скоро он уже был на Минском шоссе. Прямо… Никуда не сворачивая.

– Так, говоришь, мама здесь была? – спросил он когда-то очень давно Лину, свою сестру.

– Была. Может, в следующий раз, когда приедешь, застанешь ее здесь, – ответил теплый голосок.

«Застану ее там. Она очень любит природу…» – нахлестывались друг на друга слова из приятных воспоминаний, выстраивая оптимистичные конфигурации непонятной логики. Интуитивно или примитивно – не важно. Его будоражил путь к цели, уверенность подстегивала, свобода передвижения пьянила.

– Ей на природе нравится. Она вдали от суеты преображается… Ты, братец, имей в виду – можешь приезжать сюда, когда захочешь… – Голос Лины разливался теплом, как коньяк, согревающий в мороз.

Минское шоссе…

– Туда. Стоп. Я выйду здесь! – Он выпрыгнул и побежал.

– А деньги!!! – кричал вслед обескураженный водитель.

Макс не слышал. Он бежал быстрее вихря. Ведь ветер бил в спину, вздымая парусом полы его плаща.

И он достиг цели. Перекошенный набок гараж по соседству с шикарным домом. Тот самый. Его тень, спроецированная от тусклой лампы, покрытой льдом, но все еще живой, скользнула по стене. Жалкий свет, больше похожий на отблеск бледной луны, размыл ее до огромного размера, преобразовав очертания.

Парню, которого Красс оставил на шухере, показалось, что по стене пронеслась тень огромной серой крысы. Ничего хорошего это не предвещало…

Автомобиль мужа Лина увидела на мониторе и, конечно же, без промедления нажала на нужную кнопку пульта. Ворота поднялись почти без скрипа. «Мерседес» с бандитами и связанным жгутами владельцем дома въехал на частную территорию.

– Останешься снаружи, – приказал Красс Вездеходу, и тот послушно выскочил из машины. – Пыж, иди к двери, я сам отведу заложника в дом.

– Если мы точно их завалим, то и я могу снять маску… – шепнул Пыж на ухо боссу.

– Я что, плохо инструктировал? – не стал утруждать себя лишней болтовней Красс, и Пыж, недоумевая, почему сам Красс с самого начала с открытым лицом, позвонил в дверь.

Когда Лина открыла, то с ходу получила удар в голову. Она потеряла сознание, а Пыж поволок обмякшее тело женщины прямиком в спальню.

– О, какие мы изысканные и культурные! – делано восхитился Красс, увидев белый рояль. Он затянул жгуты на ногах и руках жертвы и посадил Ису на пуфик. – Может, сыграешь, пока твою женушку тащит пялить в твою же спальню самый зверский отморозок из всех, кого я когда-либо знал? Или сразу поговорим о проскрипциях? Непонятное слово? Ты в моем списке на конфискацию ценностей, как враг Рима. Просто ты не догадываешься, а ведь мы живем в Третьем Риме, а вы, провинциальные царьки, варвары, всего лишь под нашим протекторатом. По сути, рабы. А возомнили, что выиграли войну с Римом. Наверное потому, что получаете дань. Я собираюсь отказаться от репараций, так как не считаю метрополию проигравшей стороной. И ты должен возместить мне ущерб, прежде всего моральный, прямо сейчас, пока твою супругу еще не изнасиловали. Будешь играть? А… Руки сзади… Ну, тогда просто говори, где деньги?

– В банке. Здесь дача. Напряги свое воображение, к чему мне здесь, за городом, хранить деньги или драгоценности. Самую ценную вещь – наручные часы с бриллиантами – твой отморозок снял уже в машине. Они одни миллион рублей стоят. Я так понимаю, по твоему распоряжению. И кэш из моего портмоне – тысяч двадцать. Еще нательные драгоценности жены в спальне, в шкатулке скорее всего. Забирай все и проваливай. Но если тронешь ее, то тебя из-под земли достанут и голову отрубят. Хотя у тебя ее и так нет.

– Какие страсти! – съерничал Красс. – Информацию о часах я проверю. Но ты не за того меня принял. Мне идея дороже. А идея в том, что никто тебе сейчас не поможет. Ни твой всесильный тейп, ни ФСБ, ни менты…