слушать очень люблю. Сад наш в диком состоянии, только перед домом получше. Зато растет малина и две яблони, правда, такие махонькие, что от земли не видно, но с яблоками все же.

Внизу – столовая и гостиная соединены большой дверью, так что получается одна большая комната, кухня и прихожая. Все порядочных размеров, что очень приятно. Наверху кабинет, спальня и две маленьких комнаты, ванна и пр. Одна комната предназначена для Вас. Мы очень хотим, чтобы Вы приехали пожить с нами, но не на месяц, а подольше – на полгода или больше. Вряд ли мы поедем в этом году в Ленинград. Очень это все сложно. Лучше приезжайте Вы к нам, посмотрите, как мы живем. <…> Петя ухитрился познакомить меня со 100 человеками, из которых я половину не могу узнать на улице и часто в недоумении, кто со мной разговаривает. Но понемногу я их всех выучу, и дело пойдет лучше…»

В следующем письме Анна Алексеевна дополняет:

«Посылаю Вам два изображения наших покоев, мы их до сих пор не собрались снять. Эти две комнаты соединены большой дверью. Около дивана – животное, похожее на акулу, – это Петин медведь. На камине стоят разные горшки – это мое помешательство. Я изо всех стран привожу самую простую глиняную посуду и на нее радуюсь. Она должна быть очень простой, стоить несколько копеек и употребляться в домашнем хозяйстве. Два моих любимых горшка приехали со мной из Рима, я их купила в Гетто. Они забавной формы, употребляются для воды. Я мечтаю, что привезу много из Германии, мы туда собираемся в сентябре. Сегодня получила письмо от папы из Парижа, мне наконец пришел паспорт, так что теперь все в порядке.

Петя работает много, собирается писать вторую работу, так что мы поедем отдыхать после того, как она будет, написана. Сегодня он вернулся веселый из лаборатории – потряс Крокодила[36] и какого-то важного визитера своими опытами – он их с большим успехом проделал на их глазах.

Мы завели себе приходящую прислугу на полдня, так что теперь я могу ходить в библиотеку, и дома все будет убрано и приготовлено.

Вы писали мне о мистере Робертсоне и мисс Вильсон, я согласна, что они очень милые, особенно мне нравятся Робертсоны, они мне доставали визу в Англию, когда я ехала первый раз, так что я их больше знаю. Они оба славные, и с ней я себя хорошо чувствую, могу говорить и не пугаюсь. Он сейчас приходит к нам раз в неделю завтракать – жена во Франции. <…> Мама живет в Париже, не скучает, так что я спокойна за нее, а сейчас с удовольствием шьет приданое для своего будущего внука. Я думаю, что мы заедем в Париж по пути в Германию. Я себя в Париже чувствую как у себя дома, все-таки пять лет там прожила и очень его люблю…»

После небольшого отступления, позволяющего представить себе начало совместной жизни Петра Леонидовича и Анны Алексеевны в Кембридже, вернемся снова к письмам Елизаветы Дмитриевны.

«1 июля 1927 г., Париж

…Пришел папа (A. H. Крылов. – Е. К.), и мы с ним обо всем поговорили. Насчет внучки папа только мычит и не выражает восторга. <…> Посылает тебе чек 100 фунтов. <…>»

«11 июля 1927 г., Париж

Поздравляю вас с днем Ангела, дорогой Петя. Буду в этот день причащаться и молиться за вас обоих. <…>

Петя, вы пишете, что ваш крысенок хорошая хозяйка, а в то же время пишете, что у нее одна пуговка на пижаме, значит, другие оборваны, и один стежок она делает в пять минут, какая же она хорошая хозяйка. <…> Если в феврале я буду нужна, то приеду…»

«23 июля 1927 г., Париж

Дорогой мой милый Анечек, мои письма веселые, п.ч. пишу тебе, а когда я думаю о тебе и о Пете, то делаюсь веселой, п.ч. вы счастливы. А я неизменно в своих мыслях вас, т. е. тебя и Петю, соединяю, и вы для меня сделались одинаково дороги. <…> Итак, ты советская гражданка, с чем тебя и поздравляю! <…> Я рада, что ты хочешь ходить в библиотеку и заниматься. Папа раньше получения твоего письма последнего ко мне сказал с большой горечью: «Что ж Аня бросила свои занятия и не будет больше работать над своей диссертацией». Прочтя твое письмо, он был очень рад, что ты хочешь начать заниматься…»

«15 сентября 1927 г., Париж

… Я завтра хороню одного моего больного, но все сама хлопочу об этом. Больше в эту больницу ходить не буду, а оставлю себе другую больницу, где у меня есть больной. А то в эту больницу помещают безнадежных больных, это очень тяжело…»

«19 сентября 1927 г., Париж

…Сегодня получила твою телеграмму, что вы в Ницце. Вижу, что вы ваш выезд с Корсики ускорили. У меня лежит для Пети пакет с письмами, но я не хочу посылать его в Ниццу, ведь вы скоро вернетесь, и письма могут разойтись с вами. Вчера были мои именины. Сама я об них забываю, но оказалось, что кое-кто помнит, и пришло целое общество…»

И снова выдержка из письма Анны Алексеевны к Ольге Иеронимовне:

«3 ноября 1927 г., Кембридж

…Живем мы помаленьку в нашем домике. Надарили нам много вещей, и из них чудный эриванский ковер необыкновенно тонкой работы, он у нас украшает столовую.

Петя очень много работает, надо печатать работу, а он считает, что она еще не достаточно закончена, а Крокодил торопит, это все его волнует и беспокоит. К Рождеству все волнующие вопросы будут решены, и тогда все будет хорошо. Насчет предложений Николая Николаевича (Анна Алексеевна имеет в виду уговоры Семенова приехать работать в Россию. – Е. К.) он много думает, но это труднее решить, чем это им всем кажется в Ленинграде. А главное, там придется все начинать сначала, а здесь вся лаборатория и работа уже налажены и все идет все лучше и лучше. Такое же письмо получил он от И. В. Обреимова, который сейчас работает в Лейдене, к сожалению, вряд ли придется с ним увидаться и переговорить.

На днях папа уехал в Москву и через несколько дней будет в Ленинграде. Он хотел к Вам зайти, но он ведь такой, что я не ручаюсь, что он правда зайдет. Зато уж если зайдет, то Вы его хорошенько расспросите про нас, и приготовьте пакет заранее (Петя Вам пишет, что