Время шло, полночь уже миновала, Штелер уничтожил свой ужин и смаковал десерт, а компания все не расходилась, видимо, решив остаться в трактире до утра. Такое положение дел не устраивало моррона. Он устал, он страшно хотел спать, и его не смогли растормошить даже безумствующие на сцене комедианты. Замотавшийся и полностью истощивший за день силы полковник медленно засыпал, его отяжелевшие веки неуклонно двигались вниз, но все изменилось, когда на жалком подобии сцены появилась ОНА…

Она не вышла, а ворвалась на сцену, обрушилась на зал бурной лавиной страстного до безумства танца. Прекрасная женщина, под стать богине, обворожительная танцовщица тридцати – тридцати пяти лет мгновенно пленила всех и каждого, зачаровала, околдовала и заставила замолчать. Ее длинные, белые прямые волосы жили собственной жизнью, гармонично дополняя и усиливая эффект ритмичных движений стройного, гибкого тела, красоте и правильности форм которого позавидовала бы любая женщина. Свободное, полупрозрачное и нарочито простое красно-черное платье так удачно сочеталось с белизной ее кожи и волос, что каждый мужчина, сидевший в зале, позабыл о всех делах и завороженно взирал на ежесекундно меняющийся в ритме сумасшедшего быстрого танца калейдоскоп всего из трех цветов.

Зрелище парализовало, оно намертво приковывало к себе взгляды и не позволяло собравшимся думать ни о чем другом. Музыка была всего лишь невзрачным дополнением к чарующей красоте довольно простых, но импульсивных и страстных движений. Порой она даже мешала, не поспевая, не выдерживая сумасшедшего ритма пляски. Женщина не танцевала, она даже не говорила с залом на языке движений, она просто жила, позволяя притихшим зрителям быть свидетелями «лебединой песни» идущих из самого сердца эмоций. Она то страдала, то радовалась, то держалась надменно, как герцогиня, то походила на развеселившуюся деревенскую простушку. Резкие контрасты, сочетание несочетаемого, энергия, боль, сила, страсть, немощь и страдания – все так перемешалось внутри одного короткого танца, что когда светловолосая красавица остановилась, а музыка замерла, то в зале воцарились гробовая тишина и полнейшее оцепенение. Придирчивый враг, то есть зритель, был полностью деморализован и разбит!

Победители – особый народ, у них свои привычки. Танцовщица не стала дожидаться запоздалого взрыва оваций и восторженных криков. Она лишь слегка поклонилась в знак признательности зрителям и удалилась под защиту спасающих от поклонников кулис.

Внезапно вокруг Штелера вспыхнуло настоящее безумство, как будто коварный волшебник взмахнул своей мерзкой палочкой и мгновенно перенес застывшего со столовым ножом и вилкой в руках моррона на поле брани в самый разгар кровопролитного сражения. Опрокидывая стулья и роняя на пол яства, очнувшиеся зрители повскакали с мест и зааплодировали, не жалея ладоней, закричали во множество луженых глоток. Билась дорогая посуда, а вместе с ней и разбивались мужские сердца. Наверное, никто в трактире не смог избежать могущественных женских чар. Сильное магическое заклинание, облеченное в форму движения и пластики, подействовало на всех, почти на всех…

Краем глаза бывший полковник заметил, что компании заговорщиков каким-то чудом удалось избежать колдовства танцовщицы. Они по-прежнему сидели за столом и, пододвинувшись друг к другу поближе, поскольку разговору сильно мешал шум, продолжали беседовать и что-то вычерчивать пальцами на столе. Но только теперь их было не десять, а девять. Таинственный незнакомец, предводитель компании, куда-то исчез.

Такой поворот событий не опечалил моррона. Во-первых, за столом осталась вся остальная компания, а во-вторых, Штелер надеялся, что главарь заговорщиков еще придет. Возможно, он знаком с искусной танцовщицей и удалился, чтобы лично выразить ей свое почтение. Собратья по клану подробно рассказали о повадках старших вампиров, а также поведали, в чем кроется секрет поразительного долголетия некоторых сто– и тысячелетних особей. Он заключался именно в том, что опытные кровососы не только избегали нападать в людных местах, но и не питались теми, кто был на виду. Полковник был совершенно уверен, что прекрасной танцовщице ничто не грозит. Если кровосос и заявился к ней, то лишь для легкого флирта или приятной, дружеской беседы.

В такую женщину было невозможно не влюбиться, и дело заключалось не только в ее изяществе, гибкости и красоте. От танцовщицы исходила энергия, мощный поток желания и жизненных сил. У нее было изумительно мощное обаяние, то, что называется роковым шармом, то, что притягивает мужчин и уже не отпускает. Даже Штелер, который еще совсем недавно благодаря своему положению и возможностям не испытывал недостатка во внимании жгучих красоток, вдруг почувствовал, что влюбился, влюбился, как курносый романтик-мальчишка, и не может противостоять внезапно обрушившемуся на него чувству. Его тянуло за кулисы. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал необходимость быть рядом с красавицей, разговаривать с ней, смотреть на нее и просто держать за руку. А иначе, а иначе ему нельзя, иначе бы он зачах и погрузился в вечную тоску…

«Пока слишком рано, пойду… обязательно пойду, но чуть позже… Ну надо же ей отдышаться после выступления, да и поклонников там, поди, пруд пруди!» – бывший полковник решил не торопиться, чуть выждать, тем более что в голове у него опять зашумело, а на члены напало легкое оцепенение. То ли он нервничал перед знакомством с дамой, что с ним уже не случалось очень давно, то ли Зов Коллективного Разума противился такому вопиющему безрассудству. Штелер не гадал, в чем кроется причина внезапно нахлынувшей на него слабости. Он точно знал, что пойдет за кулисы и никто, ни вампиры, ни симбиоты, ни сам эфемерный Зов не смогут противостоять встрече с его судьбой, с той единственной, которую он, быть может, всю жизнь искал.

Гвалт пьяных голосов постепенно затих, посетители вернулись на свои места и продолжили выпивать и закусывать, естественно, несколько раз грохнув кружками за прекрасных дам. На маленькой сцене терзали инструменты взопревшие музыканты, в общем, жизнь трактира пошла своим чередом. Даже главарь заговорщиков, и тот вернулся за стол к своей разношерстной компании.

Моррону нужно было что-то предпринять, как-то осторожно, не вызывая подозрений, подсесть к шайке поближе, чтобы хоть краем уха услышать, о чем они так долго ведут разговор. Сделать это было довольно сложно, поскольку вблизи от превращенного в карту стола не было свободных мест. Единственным способом оказаться по соседству было завязать знакомство с кем-то, кто сидел рядом. Штелер окинул беглым взглядом собравшийся в том закутке люд и вдруг с ужасом заметил, что через два стола от сборища заговорщиков шумно гуляет компания молодых вампиров, тех самых безрассудных юнцов кровососущего племени, которых он видел прошлой ночью в корчме.

Отличий было только два. Молодняк уже изрядно поднабрался и поэтому был куда более решительно настроен, чем в прошлый раз. К тому же в пьяной компании появилось еще несколько рослых и статных парней. Даже соседство со старшими товарищами (руководствуясь логикой и здравым смыслом, Штелер предположил, что вся шайка заговорщиков умеет отращивать клыки по ночам) не мешало громкой браваде и вызывающему поведению недавно познавших лицо ночи юнцов. Со стороны их кривляния выглядели вызывающе, и полковника поражало, почему никто из сидевших рядом наемников не взялся урезонить разошедшихся молодцов да девиц. Их громкие выкрики игнорировались, а дерзкие жесты оставались без внимания, как будто ветераны ратного дела взаправду боялись молодых негодяев, или, что, впрочем, маловероятно, наемники знали, что перед ними вампиры. Возможно, была еще третья причина возмутительного, разнузданного поведения. У группы кровососущих тварей имелись серьезные покровители, связываться с которыми боялись даже прошедшие горнила многих войн солдаты.