Сан Саныч представил, как он тупо, ни туда, ни сюда, висит на заборе, и сильно расстроился, что не занимался физическими упражнениями, если не считать разбивания яиц о сковородку и переключения телевизионных каналов.

Стыдно. Когда-то призы брал на соревнованиях, а теперь жиром оброс как боров на сельскохозяйственной выставке. Теперь придется унижать свое человеческое достоинство подглядыванием в щели. Как за девками в купальне.

Сан Саныч прошел вдоль забора, внимательно осматривая стыки бетонных плит. Щель, конечно, нашлась. Иначе и быть не могло — заборов без щелей не бывает. Как и щелей без заборов.

Внутри было темно. Полоса света от уличных фонарей лишь высвечивала часть здания и асфальтовую дорожку. Густые кусты и деревья подступали к самому забору. Что было хорошо. Что было на руку.

Сан Саныч осторожно пошел вдоль забора, заглядывая во все встретившиеся на пути дыры. Никаких видимых сигнальных систем, никакой колючей, под электрическим напряжением, проволоки он не обнаружил. Собак не услышал. Похоже, дом не охранялся. По крайней мере, по внешнему кольцу.

Той же дорогой, что пришел, Сан Саныч вышел на остановку, последним автобусом уехал в город и через подъезд соседнего дома, крышу и чердак вернулся домой. Судя по тому, что свет не горел, он уже спал.

День Сан Саныч отлеживался. Вернее, пытался отлеживаться. Он ворочался с боку на бок, чувствуя ломоту во всем теле и даже в тех местах, которые непосредственно в лазаний, ползании и прыжках задействованы не были. Он вздыхал, охал, кряхтел и живо вспомнившимся солдатским жаргоном крыл судьбу-злодейку, заставившую его на старости лет скакать по заборам и крышам. Не в таком возрасте в скаутские забавы пускаться. В таком возрасте прыжок через канаву на полосе пионерских препятствий может закончиться приземлением в деревянный ящик или, если больше повезет, на реанимационную койку. — О-ох. Ой-ей. Ох…

Но когда стрелка часов приблизилась к 17:00, Сан Саныч перестал стонать, слез с койки и занялся делом. В душе он оставался разведчиком. Очень старым, очень больным и очень несчастным, но разведчиком. Образ жизни и образ мысли не сдашь при выходе в отставку, как служебное удостоверение или табельное оружие. Образ жизни остается с разведчиком до конца его дней.

Ты можешь сколько угодно стенать, жаловаться на судьбу, здоровье, погоду, дурное начальство и эту треклятую службу. Можешь крыть все и вся по матери и прочим дальним и ближним родственникам. Можешь грозиться завтра подать рапорт на увольнение и набить морду старшине… Но как только приспеет время X — будь добр, подпоясывай ремешок и в три минуты, в полном десантном облачении являйся на плац или иное, заранее оговоренное, место сбора. Потом загружайся на транспортное средство: самолет, подводную лодку, собачью упряжку или вьючного верблюда. Потом плыви, лети, шагай несколько десятков километров. Потом сбрасывайся, всплывай или возникай иным другим способом в условленной точке. Потом стреляй, взрывай или тихо, лежа в засаде, считай эшелоны. Потом возвращайся. И снова кляни последними словами свою профессию, начальство и фортуну, отворачивающую от них свое капризное лицо.

Для Сан Саныча время X наступало в 17:00. В 17:01 он должен был сделать то, что не мог сделать еще минутой раньше. Отсчет жизни пошел на мгновения, каждое из которых назначалось для строго определенного дела.

Сан Саныч вымылся под холодным душем и оделся в свежее, только из-под утюга белье. Нет, это была не морская, если тонуть, то в чистом, традиция. Это была старая привычка уходящего в поиск разведчика. Чем более ты чист, тем меньше ты тащишь на себе запахов, тем труднее тебя вынюхать вражеской или случайно пробегающей мимо собаке. Когда Сан Саныч начинал свою службу, в ходу не было новомодных, нейтрализующих посторонние запахи аэрозолей.

В обыкновенную, из тех, что ставятся на обеденный стол, солонку Сан Саныч насыпал смесь из мелко растертого табака и перца. Возможно, это было перестраховкой: его нынешние противники мало напоминали эсэсовцев охранных батальонов, на службе которых состояли хорошо натасканные на человека собаки. А может быть, и нет. По готовности вынуть из человека душу они очень на них походили. Может, они и другие привычки переняли.

На пояс Полковник пристегнул оставшийся со времен войны немецкий нож. Хороший нож, с обоюдоострой заточкой, с монограммой воинской части альпийских стрелков на ножнах. Сан Саныч резал им колбасу. А до сорок пятого года — солдат и офицеров противника.

Другой нож — к сожалению, самый обыкновенный кухонный — Сан Саныч прикрепил к ноге, чуть пониже колена ручкой вниз, чтобы его сподручнее было выдергивать в положении лежа. Подобный нехитрый прием не раз выручал разведчиков его батальона во время рукопашных, тело к телу, схваток.

Сан Саныч не задумывался, что и для чего он делает. Он делал то, чему его учили, то, что он многократно делал, уходя в разведпоиск. Наверное, со стороны эти военизированные сборы пенсионера более чем преклонных лет должны были выглядеть комично. Наверное, они и выглядели бы комично, если бы за ними не стояло реальное дело и неизбежная кровь. Не для игры в «Зарницу» Сан Саныч облачался точно так же, как в сорок втором перед заброской в тыл противника. Пистолет.

Запасные патроны россыпью. Саперная лопатка, которой он теперь вскапывал грядки на огороде.

Фонарик с заклеенным на две трети черной бумагой стеклом отражателя.

«Командирские», со светящимся циферблатом, часы.

Сапоги.

Хэбэшный, с разводами зеленых маскировочных пятен, костюм, приобретенный для охоты на уток.

Такого же цвета прорезиненная плащ-палатка.

Перевязочный пакет.

Веревка.

И спецснаряжение, которого в сорок втором не было и узнав о котором молодой Сан Саныч ржал бы как взбесившийся жеребец и ногами в воздухе дрыгал.

Шарфик на поясницу.

Термос с горячим чаем.

Запасные очки в пластмассовом футляре.

Таблетки нитроглицерина.

Таблетки активированного угля от чрезмерного бурчания в старческих кишочках.

Капли в нос от простуды…

Ну и хохма! Насмешка над романтико-героической профессией диверсанта!

А отправлять пожилого больного пенсионера в тыл врага не насмешка? Не хохма? Ну тогда и говорить не о чем. Тогда к месту и капли в нос, и очки плюс четыре на потерявшие былую зоркость глаза. Как граната «Ф-1», как автомат «ППШ» с запасными дисками. Каков боец — такая и экипировка.

Все не влезшее в карманы снаряжение Сан Саныч сложил в вещевой мешок, который, в свою очередь, засунул в потрепанного вида хозяйственную сумку. Надел поверх защитного костюма свои обычные брюки и плащ. Установил на требуемое время светомаскировочный будильник. Обошел в последний раз квартиру. Поправил шторы. Проверил, закрыты ли окна, форточки, вода и газ.

Все нормально. Все так, как и должно быть.

Тронул вертушку дверного замка. Сказал вполголоса: