– Да. А кто послал?

– А не… скажу-у!

– А я ещё налью.

– Ну и налей! – охотно согласилась она. – Тока мне нельзя-а…

– Пить?

– Дурак, чё ли?! Пить можна… говорить низя-а. Н…н… не настаивый!

– Не настаиваю. – Я не забывал по чуть-чуть наполнять её кубок. – Поговорим на отвлечённую тему, например, об искусстве и погоде? Отлично. Так вот о погоде, дорогая Арьян, вы ведь прилетаете невзирая на дождь, снег, боковой ветер, турбулентность и прочие неблагоприятные метеоусловия. Почему?

– Патаму, патаму, что мы пи-и… эти, как их?..

– Я догадался, но вопрос в другом. Чью смерть вы прилетели (были посланы) оплакать?

– Мальчишки… ик! – Баньши неслабо поперхнулась вином и постучала себе кулаком в грудь. К моему изумлению, из-под чёрных перьев послышался металлический звон…

– Но в замке нет мальчиков, – попытался припомнить я, быстро переключаясь от второстепенного к главному. – Может быть, вы ошиблись маршрутом и свернули не туда?

– Ес-т! – Женщина-птица уверенно приобняла меня за плечи крылом и совершенно трезвым шёпотом сообщила на ухо: – И умрёт он от твоей руки, Ставр из клана Белого Волка…

После чего выхватила у меня кувшин с остатками вина и, по-куриному неуклюже спрыгнув вниз, на бреющем ушла за ближайший перелесок.

– Мне кажется или она кренится на бок, сир?

– Эта мадам пьяна в стельку, как сапожник. К тому же на ней тяжёлая кольчуга или кираса, обклеенная сверху перьями, – задумчиво пробормотал я, глядя совсем в другую сторону. – Кто же способен на столь изящную работу и кому понадобилась посылать к нам баньши?

Ответа не было. Я покрутил головой направо-налево, чувствуя, как хрустят шейные позвонки. Надо сходить к массажисту, не дожидаясь, пока всерьёз защемит какие-нибудь нервы.

– Сир, вы сказали ей, что в замке нет мальчика?

– Сказал. Того, что в прошлый раз принесли волки, мы отдали на воспитание в ближайшую деревню, к кузнецу или гончару, не помню точно.

– А ваш паж? – тихо спросил Седрик.

– Какой же он мальчик? Метью – здоровый лоб, уже даже в военный поход сходил. Правда, толку там с него было… – фыркнул я, а потом закусил губу.

Мальчишка. Она не назвала точное количество лет, а никто во всём замке не считал Метью мужчиной. Невзирая на значительный по меркам Средневековья возраст – восемнадцать лет (!) – его воспринимали именно как настырного, романтичного и старательного мальчишку! Последние слова чёрной баньши: «И он умрёт от твоей руки, Ставр из клана Белого Волка…» неожиданно приобрели весьма и весьма зловещий тон.

– Проверь, не появился ли у нас случайно новый ребёнок.

– Случайно, сир?

– Какого северного мха со мной сегодня все спорят?! – сорвался я. – Приказываю просто проверить и доложить! Вдруг за время нашего отсутствия наша добрая кухарка Агата приютила ещё какого-нибудь сироту? Или, может быть, кто-то из служанок на сносях и готовы родить сына в любую минуту? Вы меня поняли. Исполняйте!

Ага, так он и метнулся исполнять, зависая на поворотах с автомобильным взвизгом… Нет, старый крестоносец лишь отшагнул в сторону, пропустив меня вперёд и что-то вопросительно бурча себе под нос. Я сжал зубы, чтобы не зарычать, быстрым шагом прошёл по стене до ближайшей башни, спустился вниз, а в висках билась лишь одна дурацкая мысль: только не Метью, только не Метью! Я и без того слишком загружен, чтобы разбираться ещё и с этим…

Я проходил мимо конюшни, когда до моего слуха донеслись знакомые голоса. Я сбавил рысь, потом осторожно прислонился спиной к каменной стене и замер, хотя подслушивать, наверное, очень нехорошо. В других случаях я всегда это осуждаю.

– Чего тебе непонятно, девочка моя?

– Ну, в смысле откуда ты вообще взялся…

– Я из тех ворот, что и весь народ, – начал было Центурион, но тут же заткнулся, словив подзатыльник от Хельги. Грр, я ему потом ещё и от себя добавлю.

– Нет, расскажи, как ты познакомился с папой? То он говорит, что воспитал тебя жеребёнком, то купил на рынке, то что это ты уговорил его купить себя… Где правда?

– Все версии истинны, – всхрапнув, признал чёрный конь. – Ну… между нами… если совсем уж честно… Обещай, что не скажешь отцу?

– Зуб даю! Если скажу, можешь выбить.

– Ага, и нарваться потом на страшную месть от твоего же родителя?!

– Ну не скажу, не скажу, не скажу-у… Так лучше?

– Вполне. – Центурион выждал полминуты, поводя ушами направо-налево, убедился, что его не подслушивают (ха-ха, как же!), и сдал меня с ботвой: – Короче, подруга, если совсем честно, то твой любимый папочка меня украл.

– Что?! – взвилась поражённая Хельга. – Мой отец не вор!!!

– Я в курсе, меня не бей, – тут же встал на задние ноги перепуганный жеребец. – Ты спросила, я ответил. Хочешь, забудем?

– Нет уж, фигу, давай детали!

– Он украл меня двухлетком, считай жеребёнком, на конной ярмарке, – зачастил не на шутку перепуганный Центурион, потому что, когда в нежном голоске моей дочери начинают играть раскаты грома, с ней лучше не спорить. Лично я принял это за правило, когда ей исполнилось три годика. Она тогда впервые разнесла почти всю детскую, а я ведь сейчас даже не помню, из-за чего мы поссорились… – Хозяин хотел пустить меня на колбасу и категорически отказывался продавать!

– Почему?

– Потому что я видел, что этот маньяк делает по ночам с молодыми кобылками, обездвиживая их верёвками и затыкая кляп в зубы… тьфу, прости! Думаю, мне не надо углубляться в объяснения?

– Не надо, меня уже тошнит…

– Только не в моём стойле!

– Из… извини, сам… виноват. – Кажется, Хельга всё-таки сдержалась. – Чё там дальше?

– Ставр видел, как хозяин орал на меня, и слышал мои ответы. Он пытался купить меня за деньги, втрое превосходящие цену взрослого обученного жеребца. Не вышло. Той же ночью он просто украл меня. Иначе утром я валялся бы с перерезанным горлом на бойне…

– То есть он сунул тебя в мешок и унёс?

– Нет, предложил бежать с ним в замок Кость, и я согласился.

– Почему папа не говорил мне об этом?

– Конокрадство в Закордонье карается смертью и не имеет срока давности. Даже сам король не посмел бы оправдать твоего отца.

– Ясно. Ну и… ты это… не жалеешь?

– Что не стал колбаской или сосиской? Ни в одном глазу!

– Кхм… – решился я подать голос.

То есть в принципе можно было бы подслушивать и дальше, но что, если эту длинногривую скотину потянет ещё на какие-нибудь откровения? У отцов всегда есть тайны от дочерей. Как, боюсь, и наоборот…