Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Попробуйте же вино, – настаивала Ивонн. – Насколько я могу судить, букет просто изумительный.
Харгрейв медленно поднес бокал к губам, потом вдруг втянул носом терпкий аромат и проворчал:
– Не принимайте меня за дурака.
Ивонн сделала глоток и сразу ощутила насыщенный вкус изысканного напитка. Она слизала капельки рубиновой жидкости, оставшиеся в уголках губ, и снова улыбнулась.
– Ни в коем случае, сэр. – Она игриво провела ладонью по отвороту его коричневого сюртука. – Видите, я готова к сотрудничеству.
Харгрейв резким движением плеснул вино ей в лицо. Ивонн машинально отклонилась и зажмурилась. Вино струйками стекало по ее щекам и тяжелыми красными каплями падало с ресниц прямо на платье. Обжигающая глаза терпкая жидкость сделала Ивонн абсолютно беспомощной. Оцепенев от ужаса, она едва могла вздохнуть.
Не видя ничего перед собой, она попыталась отступить, но, запутавшись в длинных юбках, упала на пол.
Схватив ее за руку, Харгрейв нанес первый удар, а потом – еще и еще. Тончайший шелк платья не мог защитить ее от этих страшных ударов. А затем огромная обезьянья рука вцепилась в горло Ивонн. Рывком подтащив ее к себе, Харгрейв разорвал кружевной лиф платья и заявил:
– Сперва я хочу взглянуть, что покупаю.
В широко распахнутых глазах Ивонн застыл ужас. С трудом шевеля губами, она дрожащим голосом проговорила:
– Что ж, если вы настаиваете…
– А ты готова на многое, не так ли? – Харгрейв буравил ее взглядом. – Лишь бы сбить меня с толку, да?..
– Я готова на все, – ответила она, стараясь не заплакать.
– Я бы мог пожалеть тебя. Но такие, как ты, не заслуживают жалости, – прошипел Харгрейв.
Ивонн предприняла слабую попытку вырваться, но в ответ его пальцы еще сильнее вонзились в ее горло.
– Сэр, я не понимаю…
– Сейчас объясню. Так вот, я работаю не на королеву, и я не констебль. Поэтому мне плевать, какие законы я нарушу ради достижения своей цели. Теперь ясно?
Ивонн вздрогнула. Она никак не смогла бы дать ему отпор. Если, конечно, не представится удобный случай.
– Но я не знаю, я… Я ничем не могу вам помочь, сэр.
Харгрейв внезапно разжал пальцы, и Ивонн тут же отползла в сторону. Затем молниеносно вскочила на ноги и бросилась к камину, чтобы схватить кочергу.
За спиной у нее раздались тяжелые шаги – Харгрейв нагнал ее быстрее, чем она ожидала. Он вцепился в густые волосы Ивонн и рывком потянул на себя. Острая боль пронзила ее затылок, и она громко вскрикнула. Харгрейв выбил из ее руки бокал, который Ивонн все еще машинально сжимала. Хрустальный фужер упал на пол, и остатки вина кровавыми ручейками растеклись по белому ворсу ковра.
Намотав ее локоны на кисть, Харгрейв заставил Ивонн опуститься на колени и ткнул лицом в ковер.
– Видишь? Если не начнешь говорить, то вместо вина здесь будет твоя кровь.
К ее горлу подступила тошнота. Стоило лишь рассказать правду о Мэри – и кошмар закончится, а это чудовище уберется из ее дома. В первую очередь, следовало позаботиться о собственной безопасности. А если упорствовать… Кто знает, сколько еще страданий ей предстояло пережить, прежде чем она потеряет сознание от боли?
– Я… я…
Харгрейв резко развернул ее лицом к себе, затем, крепко держа одной рукой, изо всей силы ударил по лицу. Ивонн снова вскрикнула от боли, и в ушах у нее зазвенело. А после второго удара комната погрузилась во тьму.
Когда же Ивонн пришла в себя, Харгрейв все еще нависал над ней. Она тихо застонала. Во рту чувствовался солоноватый привкус крови, а по подбородку ее стекала тонкая алая струйка.
– Будешь отвечать? – В грубом голосе своего мучителя Ивонн слышала пугающие нотки возбуждения.
Слезы потоком хлынули из ее глаз.
– Нет.
– Ну, что ж… – Харгрейв сжал кулак и размахнулся.
Ивонн закрыла глаза. В жизни ей пришлось пережить немало боли – переживет и это. Она будет терпеть. Ради Эзме. Ради всех женщин, отчаянно веривших в любовь, но вместо счастья нашедших ад. Она будет терпеть.
– О, вы такая юная и такая прелестная… Больше всего вам пойдет коралловый цвет. У меня есть прекрасный шелк подходящего оттенка.
Мэри коснулась синего подола какой-то юбки и улыбнулась. Мягчайшая ткань на ощупь была восхитительной.
– Нет, благодарю вас, – ответила она.
– А может, вам понравится цветочный узор? – спросила модистка.
Мэри покачала головой.
– Нет-нет.
Модистка же порхала вокруг нее, не переставая щебетать и удивляться, что юной леди нравились только темные тона. Мэри вспомнила свой первый выход в свет. Вспомнила свое пышное светлое бальное платье и ту милую наивную девочку, которой была когда-то. Но к чему воскрешать прошлое? Ей уже не стать прежней.
– Мадам Соланж!.. – подал голос Эдвард, сидевший на красном бархатном диване в углу комнаты. – Мадам, оставьте ее в покое.
– Но, ваша светлость, ведь это в высшей степени необычно, – не унималась модистка.
– А наша подопечная – в высшей степени необычная леди. Разумеется, в самом лучшем смысле. И не пристало ей одеваться как бестолковой дебютантке.
Лицо Мэри украсила широкая улыбка. Герцог читал ее мысли.
– Что ж, давайте перейдем к кружевам. – Мадам Соланж пожала плечами и поспешила к столику с лентами, бахромой и бисером.
– У вас изысканный вкус, Мэри, – заметил Эдвард.
– Он достался мне от матери.
Ей до сих пор с трудом давались доверительные разговоры. Но в то же время отчаянно хотелось сохранить в памяти ускользающий светлый образ матери.
– Расскажите о ней, – попросил Эдвард.
Мэри украдкой взглянула на мадам Соланж, подбиравшую оборки к платью. «Вероятно, салон – не лучшее место для разговоров на подобные темы, – подумала она. – А впрочем…»
– Мама была красавицей, а ее наряды всегда были великолепны. – Тут Мэри обернулась, посмотрела на свое отражение в высоком зеркале – и у нее перехватило дыхание. Она сейчас очень походила на свою мать. То есть они с ней были как две капли воды. Вот только короткая стрижка…
Отражение в зеркале уже не пугало ее. Под бдительным присмотром Эдварда Мэри потихоньку набирала вес, округлялась и с каждым днем становилась все больше похожей на мать, а та… Своей прекрасной фигурой и неизбывной душевной добротой ее мать когда-то покорила умы и сердца всего лондонского высшего общества – даже несмотря на свое беспутное прошлое.
– Вы очень ее любили? – спросил герцог.
– Да, очень. У нее была не только прекрасная внешность, но и необыкновенно красивая душа.