Шумно вздохнув, герцог ответил:

– Все хорошо.

– Но тебя что-то угнетает…

– У всех есть призраки прошлого.

Эдвард вовсе не хотел раскрывать перед ней душу. Он уже и так рассказал о себе слишком много – о детстве и о родителях. Никогда еще герцог Фарли не говорил кому-либо о том, что в его душе до сих пор жил несчастный маленький мальчик, которого не любили родители. Однако Мэри удалось пробиться сквозь его броню и узнать тайну. И теперь он сожалел о сказанном. Нельзя было допускать такой глупой ошибки.

– Да, ты прав. – На лице Мэри играла загадочная улыбка. Она расправила складки своего нового платья сапфирового оттенка. – Спасибо тебе. Приятно снова носить вечерние платья, а не старое тряпье.

– Я рад за тебя. – Эдвард помолчал. – Знаешь, я смотрел на тебя, когда мы были у модистки, и не верил своим глазам. Выбирая платья, ты словно излучала уверенность.

В груди Эдварда рождалось новое, неведомое ему ранее чувство – не радость покупки платья для очередной куклы, но удовольствие, которое он испытывал, наблюдая, как его новая кукла оживает и сама выбирает себе наряд. И Мэри лично выбирала каждый отрез тесьмы и каждую пуговку. В результате выяснилось, что она обладала превосходным вкусом. Такой вкус и внимание к деталям прививаются с детства. Очевидно, ее мать была не только известной куртизанкой и светской львицей, но вдобавок и тонкой артистичной личностью и прекрасным образцом для подражания.

Лицо Мэри осветилось веселой задорной улыбкой, мгновенно покорившей Эдварда, уже и так терявшего самообладание.

– Я люблю выбирать себе платья, – ответила она. – Когда выбираешь сама, чувствуешь себя особенной…

Его сердце замерло на секунду – такой ошеломляюще красивой была сейчас Мэри.

– Ты и есть особенная. А платья – лишь одежда. Но я очень рад, что они поднимают тебе настроение. О, вот и приехали…

Экипаж остановился у парадного входа. В следующее мгновение кучер ловко спрыгнул с козел и опустил миниатюрную лесенку у выхода из кареты. Затем дверца кареты открылась, и Мэри увидела перед собой протянутую руку слуги. Она тотчас подала ему руку, обтянутую новой белоснежной перчаткой с жемчужными пуговицами, и, спустившись, зашагала к ступенькам.

Эдвард посмотрел ей вслед, любуясь ею. Мэри была великолепна. И какой же мерзавец этот Даннкли, упрятавший ее в приют, причинивший ей столько боли и страданий. Но теперь Мэри вновь обретала уверенность в себе и была прекрасна как возродившаяся феникс.

Улыбнувшись, Эдвард последовал за своей спутницей. В доме уже горели огни, но здесь, на подъездной дорожке к особняку, было темно. Обычно над входной дверью мерцал газовый фонарь, но сейчас он не был зажжен, и все вокруг утопало во тьме. Через минуту-другую глаза Эдварда привыкли к темноте, и он, догнав Мэри, схватил ее за локоть. Она вздрогнула от неожиданности и резко повернула голову.

– Пожалуйста, никогда так не делай. Ты так меня…

– Подожди, – перебил Эдвард. Теперь он отчетливо видел, что на ступеньках что-то лежало. – Быстро в карету! Сейчас же!

– Но что… – Мэри замерла, всматриваясь в темноту. – О боже! – воскликнула она и бросилась к дому.

– Стой! – закричал герцог.

Но девушка уже его не слышала. Ни секунды не думая о собственной безопасности, она подбежала к лестнице и взлетела вверх по ступенькам к чему-то… издали напоминавшему кучу тряпок. Мэри замерла на мгновение, а затем…

Сдавленный вопль раздался в вечернем воздухе. За ним последовал хриплый женский стон, но второй.

Голос принадлежал не Мэри.

– Вызовите доктора. Срочно, – приказал слуге Эдвард.

Слуга побледнел, молча кивнул и тут же удалился. А Эдвард, осмотревшись, побежал к крыльцу; теперь он уже точно знал, кого найдет у дверей своего дома. Через несколько секунд он опустился на колено рядом с Мэри, осторожно убиравшей рыжие локоны с изувеченного лица лежавшей у двери женщины.

Лицо же было неузнаваемо – распухшее и все в пурпурно-зеленых синяках; на нем не оставалось совершенно никаких следов былой красоты.

Волосы Ивонн… Когда-то прекрасные, отливавшие золотом, теперь они были склеены запекшейся кровью так, что трудно было узнать эту женщину.

Кто-то уже знал о бегстве Мэри из приюта. Кто-то начал поиски. И нашел ее.

Мэри не могла отвести взгляд от лица несчастной. На обеих щеках Ивонн кровоточили ссадины. Нижняя губа была порвана. Кровь черными ручейками запеклась на лбу и на подбородке. А вместо платья на ней был лишь обрывок ткани, напоминавший саван. И даже в тусклом свете, падавшем на крыльцо из окон особняка, Мэри отчетливо разглядела уже посиневшие отпечатки пальцев на плечах Ивонн.

Мэри стиснула зубы и покосилась на герцога.

– Ивонн! – резко произнес Эдвард, надеясь привести женщину в сознание и боясь прикасаться к израненному телу.

Ивонн не ответила. И не шелохнулась. Едва заметно приподнимавшаяся грудь была единственным признаком теплившейся в ней жизни.

Мэри тяжело вздохнула. Она никак не могла отогнать терзавшие ее мысли. Во всем была виновата только она. Именно из-за нее Ивонн избили до полусмерти.

Эдвард сохранял поразительное в этой ситуации спокойствие.

– Доктор прибудет с минуты на минуту, – сообщил он.

Мэри с отсутствующим видом кивнула. Но времена, когда ей нечего было противопоставить надвигающейся беде, прошли.

– Помоги мне! – сказала она решительно, и, наклонившись, подхватила Ивонн за плечи.

Эдвард коснулся ее руки.

– С ней все будет в порядке. Не беспокойся.

Мэри вздохнула.

– Но как же я могла допустить, чтобы такое случилось? – пробормотала она.

– Это не твоя вина, – с уверенностью в голосе ответил герцог.

Мэри пожала плечами, понимая, что сейчас – не время для споров о мере ее ответственности; перед ними лежала истерзанная женщина.

– Ивонн? – Она легонько коснулась лица несчастной. – Мы перенесем тебя в дом.

– Нет… – прохрипела женщина.

– Хвала небесам! – выдохнула Мэри. Теперь они знали, что сознание не покинуло Ивонн.

Мэри осторожно приподняла ее и помогла ей сесть. Рыжие локоны склеились от запекшейся крови. Из груди страдалицы вырвался мучительный вопль:

– Оставьте меня!

– Ни за что! – отчаянно крикнула в ответ Мэри.

– Я вас не оставлю, – решительно добавил Эдвард.

Мэри покосилась на своего спутника. Эдвард порой пытался скрывать свои лучшие качества, но она видела его насквозь и точно знала: он не даст Ивонн погибнуть, не бросит ее на произвол судьбы.