Мы не заблокировали друг друга, и Неля, видимо, надеялась, что я пойму, какое сокровище потерял. Но, глядя на нее, так отчаянно демонстрирующую свою красоту, радость и счастье, я радовался, что теперь все это не имеет ко мне никакого отношения.

Было время, когда эта девушка казалась мне милой, интересной и притягательной; в какой-то момент я даже думал, что влюблен. Но то время прошло.

– Привет, – сказала она.

За небрежностью тона легко угадывалось волнение. Я поздоровался в ответ и стал ждать, что за этим последует.

– Говорят, ты уезжаешь? – выпалила Неля.

– Кто говорит?

– Какая разница?! Знаю, и все!

Значит, я прав. Все эти маневры в соцсетях направлены были на то, чтобы я раскаялся и приполз обратно.

Голос ее звучал смесью агрессии и печали. Похоже, Неля всерьез огорчена моим отъездом. Хотя она и была мне, по большому счету, безразлична, но внутри зашевелилось что-то напоминающее удовлетворение.

«Так тебе и надо, дорогая! Щелкнули тебя по носу? В другой раз думать будешь, правильно ли себя ведешь. Нагромоздила кучу планов, как меня приструнить, чтобы впредь слушался и выполнял команду «к ноге» по первому требованию, а в итоге что вышло?»

Но потом злое чувство отступило. Не по-мужски это, да что там – не по-человечески радоваться, когда другому плохо. А Неле явно плохо. К тому же мне не хотелось сейчас препираться с нею.

– Да, уезжаю, – коротко ответил я.

– Послушай, но это же…

Она горячо и сбивчиво заговорила о том, какая это ошибка – бросить университет, потерять два года. И про армию упомянула, и про риски, и про грядущую мою неустроенность. Мне не хотелось слушать, и было непонятно, каким боком это ее касается?

Может, сказать, что уезжаю из-за нее? Сделать человеку приятное. Мол, не вынес разлуки, тяжело сознавать, что она больше не со мной, и бла-бла-бла. Неле бы понравилось. Но тогда она, чего доброго, скажет, что готова помириться и дать нашим отношениям шанс.

– Что ты молчишь?

Оказывается, она закончила свою тираду и задала какой-то вопрос. Я собрался промямлить что-нибудь наугад, но тут обернулся к окну, и слова застряли в глотке.

Что это? Может, обман зрения?

Я подошел ближе, пригляделся. Окна нашей квартиры выходили во двор. Сколько себя помню, я всегда видел там одно и то же: кусты сирени, а чуть поодаль – клен, детскую площадку, горки-качели, лавочки, припаркованные машины. Напротив – другие дома, похожие на наш, как близнецы: пять этажей, застекленные балконы, бесконечные ряды окошек.

Сейчас ничего не было. Ни двора, ни соседних домов. Ни людей, ни машин. Только ровное, пустынное пространство. А вместо солнца, которое только что вовсю жарило с небес, – тусклый серый день.

– Федя! Я, кажется, к тебе обращаюсь! Ты что, уснул? – надрывался в трубке голос Нели.

– Извини, не могу сейчас говорить, – прошептал я и отшвырнул мобильник.

Сомнений быть не могло: я снова оказался в своем сне! Вместо домов – глухие кирпичные стены, а поодаль виднеется и дорога, по которой я пытался убежать от черного тумана, и люди – крошечные, жалкие фигурки, бестолково мечущиеся в поисках спасения.

Мозг отказывался воспринимать увиденное. Я зажмурился. Спокойно! Нужно глубоко дышать и считать до десяти.

– Раз, два, три, – с закрытыми глазами считал я вслух, – четыре, пять… – «Сейчас я открою глаза, и все будет как прежде». – Шесть, семь… – «Это морок, это от волнения из-за дурацкого сна». – Восемь, девять… – «Просто воображение разыгралось!» – Десять.

Открыв глаза, я не сдержал крика.

Окна почти не было. На моих глазах свет меркнул и гас, окно затягивалось, как старая рана, зарастало каменной кладкой. С каждой секундой я погружался в темноту и безумие.

– Нет, выпустите меня! – закричал я и бросился вперед, принялся колотить по оставшемуся еще мизерному кусочку стекла.

Я стучал, молотил кулаками, но стекло не поддавалось, не разбивалось и даже не трескалось, становясь все меньше и меньше, пока не исчезло окончательно. Я ослеп. Мой мир погрузился во мрак.

Ткнувшись лбом в твердь перед собой, я открыл глаза. Лицо горело, дышать было больно, сердце колотилось с такой силой, будто хотело вырваться из грудной клетки и засиять, освещая кромешную тьму, как сердце Данко.

Я поспешно ощупывал стену перед собой. Странно, на каменную она не похожа – скорее пластик. И почему я не стою, а лежу? И вдобавок стук… Что за стук? Меня покачивает, и вроде бы рядом чье-то дыхание, хотя в квартире я был один.

Сознание возвращалось постепенно, будто я выныривал на поверхность пруда, пробиваясь сквозь толщу мутно-зеленой воды. В голове потихоньку прояснялось. Память, кусок за куском, как хозяева кидают мясо дворняге, подбрасывала мне одну деталь за другой: я вспоминал, где нахожусь и что со мной.

Теперь все понятно. Не знаю, плакать или смеяться, радоваться или горевать, но все встало на свои места. Меня качает, потому что я еду в поезде. Лбом треснулся не о заложенное кирпичами окно, а об стену: лежу на боку на своей полке. Вокруг темно, потому что ночь все-таки наступила.

Закряхтев, я перевернулся на спину, вытянул слегка затекшие ноги. Покупка сумки, поход в магазин, превращение в девушку, черные хищные сгустки, звонок Нели, непроницаемая каменная стена вместо окна – это была лишь иллюзия. Но какая живая! Какая яркая! Одна картинка вложена в другую наподобие матрешек. Я пробкой выскакивал из первого фрагмента и попадал во второй…

А что, если и сейчас я все еще сплю? В какой же мир мне тогда «выпадать» из поезда? Куда просыпаться – как бы странно это ни звучало?

На всякий случай я ущипнул себя за руку. Щипок вышел чувствительный, да и лоб слегка побаливал – об стенку я тоже приложился не слабо. Боль есть, в туалет хочется, так что я реальном мире, можно не сомневаться. Надо поскорее забыть об увиденном кошмаре. Мне и наяву хватает загадок, ничего удивительного, что снятся такие дикие, нелепые сны.

Что стемнело – это хорошо, даже отлично. Светило зашло-таки, и, значит, в природе все нормально. Видимо, я от всех испытанных потрясений слегка поплыл, перепутал закатное солнце с рассветным. А потом лег и сам не заметил, как заснул.

Поезд мчался сквозь ночь, стуча колесами. Была ли остановка, пока я спал? Мне хотелось верить, что да, но раз уж проверить данный факт невозможно, то лучше и не думать об этом.

Я приподнялся на локте, выглянул в окно. Оно было занавешено, я отодвинул ткань и присмотрелся. Темень, ничего не рассмотреть, как ни старайся.

Жуткая, губительная все же штука – темнота. Если долго вглядываться в нее, начинает казаться, что там, в глубине, обитают неведомые чудовища – настолько ужасные, непостижимые, что при одном лишь взгляде на них можно лишиться разума.