— Вроде бы номинации слегка перехлестываются, — с сомнением протянула Жаклин. — А больше никто ничего не завоевал?

— Виктор победил в категории «Главный мужчина любви», — фыркнула Сью. — А Валери Вандербилт получила «Историческую сагу». И все авторы из-под крылышка Хэтти, по странному совпадению.

— Да, кстати, только что вспомнила... — Жаклин потянулась к телефону. — Одну минутку... Джин? Где тебя черти носили? Я весь день тебе названиваю... Ну, большую часть дня. Уже счет времени потеря... Что? Я думала, ты хочешь... Знаю, что поздно. Но я пыталась... Ладно. Мне тоже надо с тобой поговорить. Потом?.. Хорошо. До встречи. — Она повесила трубку. — Ну, дорогая моя Сью, пора нам готовиться к вечеринке. Я и не знала, что уже так поздно.

— Я не пойду.

— Еще как пойдешь! Ты же не ребенок, чтобы дуться.

— Никто и не дуется.

— Кроме того, мне нужен фон — человек нормального вида. Не бросай меня — я куплю тебе пару коктейлей, а потом поужинаем и всех всласть обсудим.

На лице Сью мелькнул проблеск интереса.

— Велика жертва! — улыбнулась она. — Выпивка бесплатная.

— Бедная ты невинная овечка. — Жаклин спустила ноги с кровати. — Бывала я на таких сборищах: за свой дорогущий билет ты можешь даром получить один коктейль. А потом — предоставлена самой себе, и с каждой проглоченной тобой капли тетушка Хэтти не преминет поиметь свою долю.

— Ну... А что ты наденешь?

— То же, что и утром. Только добавлю несколько штрихов.

Со шляпы теперь свисала кружевная оборка дюймов в пять шириной — она закрывала Жаклин брови. А среди цветов и бантиков на полях примостилось чучело какаду с распростертыми линялыми крыльями. У какаду был один красный стеклянный глаз, второй отсутствовал. С ушей Жаклин до самых плеч свисали каскады вызывающе фальшивых аметистов, а простые серые чулки до середины икр украшали крошечные сердечки.

Макияж она наложила не скупясь. Свои широкие скулы «завуалировала», по совету давешнего лектора, с таким рвением, что они смотрелись как заснеженные острова среди грязного моря. А под тяжестью черных накладных ресниц веки Жаклин загадочно полуприкрылись.

Напряженно пытаясь разглядеть свое отражение в просвет между краем вуали и ресницами, Жаклин накрасила губы лиловой помадой и обернулась к Сьюзен.

— Ну как?

— Не пойдешь же ты в таком виде?!

— Не пойду? Ха! А ну-ка, одевайся поживее! Или ты собираешься разгуливать в нижней юбке? А знаешь... — задумчиво протянула Жаклин, — неплохая мысль, между прочим.

Сью порывисто схватила с вешалки платье и попятилась, словно опасаясь, что Жаклин выпихнет ее из номера в исподнем.

— Ты ведь шутишь, да?

— В принципе на завтрашнем балу это было бы эффектнее. Это ведь бал-маскарад; все остальные будут тонуть в оборках и шуршать кринолинами. А мы сделаем тебе парочку разрезов на кружевном лифе, порвем нижнюю юбку в нескольких стратегически важных местах — и будешь вылитая Блейз, героиня «Раба страсти», тщетно пытающаяся прикрыть свои непорочные прелести от похотливых глаз султана. Можем даже обесцветить тебе локон — у Блейз в смоляных кудрях затесалась серебристая прядь...

— Перестань! — Сью натянула платье и так резко рванула молнию, что та застряла.

— Повернись, — велела Жаклин и, воюя с молнией, пробормотала: — Знаешь, в чем твоя беда? У тебя нет чувства юмора.

— Есть!

— Так-с, дай-ка на тебя взглянуть.

Сьюзен одернула юбку и смущенно выпрямилась.

— Хм.

— Тебе не нравится мое платье?

Жаклин покачала головой:

— Чувственный стиль тебе не идет. Черный — не твой цвет. Горловина слишком высокая. Юбка чересчур длинная. Не говоря уже о том, что...

Девушка сердито уставилась на нее, и Жаклин одобрительно улыбнулась:

— Ну вот, умница! Когда кто-то с тобой груб, не плачь — злись и ругайся. Просто я хочу сказать, что ты одна из немногих здешних писательниц, кому стоит носить то, что Хэтти считает романтическим нарядом. Оборочки, кружавчики, бантики и рюшечки смотрятся нелепо и смешно на престарелых совах вроде Валери Вандербилт или Эмеральды Как-бишь-ее. А тебе образ инженю был бы очень к лицу. И кстати, сними очки.

— Но я без них слепа как крот.

— Сразу видно, что пропустила лекцию на тему, как себя продвигать. Разве ты не хочешь стать преуспевающей романисткой?

— Что-то уже сомневаюсь...

— Вот как? Ладно, обсудим потом. Пора идти.

Как и предсказывала Жаклин, некоторые из гостей не уступали ей в броскости нарядов. Эмеральда Фитцрой оголила свои дистрофичные ключицы, напялив декольтированное платье из малиновой тафты, цвет которого чудесно оттенял ее землистое лицо. Еще одна писательница, с которой Жаклин не имела счастья познакомиться, явно нарядилась в творение собственных рук — платье из розового муслина было беспорядочно облеплено розовыми, красными и лиловыми сердечками. Только вот беда — дама запамятовала выдернуть наметку. Однако попугайчик спас Жаклин от безвестности — он парил над головами, злобно щурясь своим единственным красным глазом.

В дверях Жаклин и Сьюзен обменяли пригласительные билеты на бумажки, позволяющие угоститься одним коктейлем.

— Что я тебе говорила! — хмыкнула Жаклин, когда они пристроились в очередь к стойке, за которой бармены плескали разноцветные жидкости в маленькие пластиковые стаканчики.

Разобравшись с этим первым и главным пунктом программы, Жаклин оглядела собравшихся. В углу жалобно пиликал струнный квартет; плоды его стараний были почти неуловимы, разве что подойти вплотную. В зале стоял несмолкаемый галдеж, гости без устали разговаривали — кто друг с другом, а кто и сам с собой. Последние, видимо, являлись поклонниками и репетировали восторженные речи, обращенные к кумирам. На разноцветные именные бирки можно было даже не смотреть — и без того не составляло труда отличить издателей от писателей, поклонников от журналистов. Как? Да очень просто — по одежде. Поклонники постарше облачились в стандартные «вечерние» или «коктейльные» платья своей юности — длинные рукава, высокие воротники. Кое-кто стойко потел в меховых жакетах.

Писатели по большей части упорно старались соответствовать романтическому образу. Мелькнуло даже несколько широкополых шляп со страусовыми перьями, хотя ни одна из них, с удовлетворением отметила Жаклин, не могла сравниться по размерам с ее собственной. Издатели, журналисты и литературные агенты пошли на символические уступки «духу события», нацепив розовые рубашки и платья, но большинство щеголяло в типичных нью-йоркских деловых костюмах, скучнее которых во всем мире не сыскать.

Именно на этих личностях и сосредоточила Жаклин свое корыстное внимание. Она еще не решила, какое из издательств осчастливит своей рукописью, но за минувшие дни научилась различать самых крупных акул. Вот та миловидная блондинка, смахивающая на героиню книжек, которыми она столь успешно торгует, была помощницей редактора одной из ведущих серий — «Потерянной любви». Высокая широкоплечая дама в строгом костюме — Марго Барристер, главный редактор «Унесенной ветром любви», а ее спутник, грациозный молодой человек с белокурыми локонами до плеч, — Робин Бернстайн, редактор конкурирующей серии «Любовь при свечах». Ходили слухи, будто «Любовь при свечах» прогорела на девятнадцатом веке и теперь сфокусировалась на более ранних исторических периодах, в частности на эпохе неолита.