— Да вот колбаски жарю, — довольно сказала Лемпи и подняла крышку со сковороды, демонстрируя колбаски в компании с картофелем и яичницей. — Барин велел прямо в огороде стол накрыть. Без отрыва от работы.

— Мы так привыкли, — улыбнулась я и вышла из дома.

Утро было солнечное и ясное — от свежего запаха трав и сосновой смолы голова начала кружиться. Я невольно подумала, что иногда жизнь ведет нас особо извилистыми дорогами к тому, что нам по-настоящему нужно. Сейчас, стоя на тропинке, ведущей в заросли зеленой кухни, я вдруг ощутила, что нахожусь на своем месте. Там, где и должна была быть.

Разве бы я сюда попала, если бы Энтони Локсли не выкинул меня из дому? Я смотрела на деревья и травы, на веселое небо без единого облачка, вдыхала воздух, похожий на изысканный напиток, и не могла надышаться.

— Выглядишь счастливой, — весело заметил Аррен — он вышел из зарослей, бросил на землю груду сорняков.

— А я и правда счастлива, — призналась я. — Это удивительное место.

Возможно, так говорила магия, которая пробуждалась во мне. Аррен отряхнул ладони и недовольно проворчал:

— Тут даже перчаток для прополки нет. Я отправил этого молодца Ойву к кузнецу и в лавку, без перчаток я тебя сюда и близко не пущу.

— Тогда что мне делать? — спросила я. — Завтрак еще не готов.

— Пока можешь повыдергать желтоголовики у калитки, — распорядился Аррен. — Они еще молодые, вылезут легко.

На том мы и расстались. Аррен отправился на зеленую кухню — он был в отличном настроении, даже мурлыкал себе под нос какую-то песенку — а я пошла к калитке. Желтоголовиков и правда было много: вытаскивая их с корнем, я вспоминала, как когда-то в детстве мы с сестрами плели из них венки.

Надо все же написать родителям. Они могут ненавидеть меня — но пусть хотя бы знают, что я жива.

— А кто это тут у нас? Какая знатная барыня? Прогуляемся? Всегда мечтал отведать столичного.

Я выпрямилась и увидела молодого человека в щегольском по местным меркам светлом костюме. К шляпе был приколот цветок. Незнакомец был долговязым и тощим, его скуластое темноглазое лицо так и дышало презрением. Он рассматривал меня, словно особенно уродливый экспонат на выставке — впрочем, я сомневалась, что он знает, что такое выставка.

— Вы куда-то шли? — осведомилась я тем ледяным тоном, которым мать разговаривала со всеми, кого считала хоть немного ниже себя. — Вот и идите.

Такого тона и сурового выражения лица всегда хватало, чтобы зарвавшийся опомнился. Но сельского наглеца этим было не пронять — я вдруг особенно остро поняла, что Аррена здесь уже уважают и боятся, а ко мне относятся, как к ссыльной потаскушке, которая должна считать за честь, что к ней обратился приличный молодой человек.

— Фу-ты, ну-ты, вы только посмотрите! — нет, ему определенно не хватало лорнета, который он мог бы на меня навести. — Как всякая ссыльная дрянь себя высоко ставит!

— Я что-то не понял, — отчетливо донесся голос Аррена с зеленой кухни, и я услышала, как он торопливо идет в мою сторону. — Кто там берегов не видит и связь с реальностью потерял?

— Марти Гартинен! — а это уже Лемпи вышла из дома со скалкой в руке. — Давай, проваливай отсюда!

Наглец, должно быть, понимал, что никто ему не причинит вреда — если Аррен пустит в ход заклинания, то за это нас сошлют еще дальше. Но Аррен ничего не успел сделать, и Лемпи тоже не пустила в ход свое оружие. Я сама не поняла, что произошло, но лицу вдруг сделалось очень жарко, а руки, наоборот, словно утонули в снегу.

Марти Гартинен отшатнулся от забора, прижав руку к щеке и глядя так, словно на моем месте вдруг возник дракон. Сквозь пальцы струилась кровь. Мне стало жарко. Очень жарко. Пламя переполняло меня, хотело выплеснуться и, если бы Аррен не сжал мою руку, то я, наверно, вспыхнула бы.

— В дом, — негромко приказал он. — Быстро, Джейн.

— Так его! — одобрительно воскликнула Лемпи и погрозила скалкой так, словно это благодаря ей Марти огрел невидимый удар. — Сунешься, еще поддадим!

* * *

Джейн

— Он племянник Тойво Мяккинена. А когда ты племянник поселкового головы, а у самого головы сын учится в Керебессе, то как нос не задирать? Сын-то в городе останется, а власть кому передать?

Лемпи накрыла завтрак в саду — среди зарослей нашлись скамейки и столик.

— Правильно вы ему по морде дали, барыня, — одобрительно сказала она, ставя сковороду в самый центр стола. Еда пахла очень вкусно, но мне было не до еды. Тот всплеск силы, который поднялся в душе и вылился пощечиной по физиономии Марти, не позволял спокойно сидеть на месте. — Потому что с Тойво разговора нету. У него один ответ: парень растет без родителей, имейте снисхождение. А он вон какой лоб здоровый.

Видя, что я не думаю о еде, Аррен положил на мою тарелку знатную порцию картофеля с колбасками и спросил:

— Что ж он, совсем бесстрашный?

— Вот совсем! — энергично заявила Лемпи. — Вы, барин, правильно сказали: берегов не видит. Решил, что вы ему ничего не сделаете.

Аррен вздохнул. Мы обменялись понимающими взглядами и ничего не ответили. Когда служанка ушла в дом, то Аррен бросил угрюмый взгляд в сторону улицы и задумчиво произнес:

— Надо же, как. Мы ведь не имеем права защищаться. Тут свободные люди, а мы ссыльные. За такое “по морде” нас сошлют еще дальше, если он пожалуется.

— Что же делать? — спросила я, чувствуя, как за жжением в груди проступает отчаяние. Аррен беспечно улыбнулся.

— Ждать, что мы будем сидеть и терпеть — как минимум наивно. Думать, что я дам тебя в обиду — глупо. Как ты это сделала?

Я пожала плечами. Взяла нож, отрезала кусок колбаски — провинциальная еда всегда сытная и вкусная, но есть не хотелось.

— Не знаю. Просто сделалось очень жарко, а потом он схватился за щеку.

Во мне просыпалась магия — принц, вернее, уже король Рупрехт отправил нас в этот край как раз для того, чтобы сила, которая уничтожила защиту его отца, поднялась и окрепла.

— Как его величество планирует использовать нас дальше? — поинтересовалась я. — Он ведь не будет сидеть на троне и ждать, когда я, например, уничтожу защитные чары по всему королевству.

Аррен вопросительно поднял бровь.

— А ты сможешь?

Я вновь дернула плечом. Все-таки отправила в рот колбаску — сытная и вкусная, как я и думала. В родительском доме мы такого не пробовали: благородной девице