гимнастерку и в реку ухнуть. Можно прямо в ней — и так сырая, кроме того мала на размер…

Штольтц в который раз отогнал эти мысли и снова покосился налево, но взгляд его устремился поверх сосновых крон. Там клубились темные тучи. Сверкали молнии, и доносился гром. Скоро посвежеет, но потом наверняка грянет дождь. Все равно мокрому быть. Вот снова отсверк молнии и через пару секунд громыхнуло. Близко уже.

Пару часов назад с запада донесся гул и это бы не грозовой разряд. Затем бухало гораздо тише, но часто. Так в грозу не бывает. Значит там идет бой, но с кем? Никто по дороге на запад не проехал. Неужели на том перекрестке разминулись? Жаль, мало солдат выделили, послать бы разведку. После взрывов, обер-лейтенант снял с прикрытия двух шутце с этого берега, и послал на западный. Вдруг уцелевшие русские по этой дороге пойдут? Тут их и зажмем. Парни Карла умелые, но если не справятся, так камрады из танковой дивизии помогут.

— Налево… — тихо хмыкнув, прошептал фельдфебель. — Ждать…

— Что ждать? — отвлекся от своих дум Штольтц.

— Машут, — шепотом ответил тот и движением головы показал на четверых камрадов. — Как на флоте.

Обер-лейтенант взглянул на солдат. В хаотичном движении веток ничего такого не углядел.

— Знаешь флаг-сигналы?

— Семафорную азбуку, — поправил фельдфебель. — Изучал. Например, сейчас «Опасность» отмахали…

Автоматные очереди раздались в лесу неожиданно. Зачастили винтовочные выстрелы, и грянул залп от кустов. Солдаты на мосту попадали, но откатились за выступы и открыли ответный огонь только двое. Один шутце рухнул замертво, второй вскрикнул, зажал рану на бедре, и начал отползать в укрытие.

Фельдфебель перекинул автомат, но выстрелить не успел. Дернулся пару раз и обмяк. Просвистело несколько пуль.

Рой мыслей пронесся как ураган. Это русские, без сомнений. В кампфгруппе все до последнего шютце знают, что впереди работает боевая группа «Роланд»[9], и имеют приказ — в людей в форме противника у мостов не стрелять. Что могло пойти не так? И как эти русские поняли, что у моста ряженые? Неужели Краузе не справился с задачей?

Чвяк-чвяк… вжиу-у… чвяк…

Тело бедняги Брууса вздрагивало от попаданий, одновременно защищая обер-лейтенанта. И не отползти — кусты и бруствер мешают, сами эту позицию выбрали. Она хороша при стрельбе по противнику, двигающегося с востока. А тут только вылезь, все как на виду…

Штольтц перекинул «Суоми» поверх тела и открыл ответный огонь. Вдруг боковым зрением заметил нечто вылетевшее из-под моста. Засверкал длинный клинк. И «Суоми» замолчали. Кто-то натужно закричал. Вновь блеснул клинок. Меч? Штольтц оторопел. Это был короткий меч, похожий на гладиус, который держал обнаженный… спартанец?..

В ключицу впилась огненная игла, что-то чиркнуло по макушке, и свет в глазах померк…

Не вышло у Степаненко подкрасться незаметно. Грянула перестрелка и дальше думать стало некогда. Залп по укрывшейся паре и четверке на мосту. Есть! Из кустов выпал «Суоми». Прилетела очередь в ответ — густо полетела сбитая листва и ветви. С моста доносится отчаянный крик и зловещее рычание. Но отвлекаться нельзя — очень важно добить того, что в кустах. Он опаснее. Уйдет в чащу, и свищи его. Словить на мушку укрывшегося за трупом вражину, и выстрел — выстрел — выстрел. Что-то чиркнуло по плечу и ухо обожгло. Сволочь! Я тебя достану! Выстрел. Было видно, как тот сунулся в труп и замер. Выстрел, чтоб наверняка, и перенести огонь на мост. А там меж бревенчатых выступов мечется Абадиев с клинком.

— Не стреляя-а-ать! — отчаянно кричит лейтенант.

Протяжный грохот грозового разряда и наступила тишина.

Лейтенант поднялся, настороженно зыркая по сторонам, двинулся по дороге к мосту. Бойцы пошли следом. Чичерин рукой показал на лес.

— Проверить. Голубев со мной.

Что там у Степаненко — пока не ясно. Но стрельбы нет, и никто не вышел. Значит сторожко надо.

Абадиев вдруг с моста метнулся к кустам. Заглянул, затем вернулся. И начал как-то странно двигаться. Он кружил вокруг убитых, хлопая руками и вытопывая ритм по настилу. И Чичерин понял — это танец. Даже название вспомнил вайнахкский зикр.

Лейтенант приблизился. Абадиев, как и обещал — вырезал всех. Буквально. Успел он к кустам, где двое в засаде сидели сбегать. Там тоже дорезал? Вот черт, от обилия крови даже немного замутило. А надеялся кого-нибудь живым взять…

— Командир! — тронул лейтенанта Голубев.

Из леса вышло трое — два бойца и сержант. Его под руки поддерживали.

— Где Красин и Баранов?

— Убиты, товарищ командир, — ответил Степаненко, держась за голову. Сквозь пальцы струилась кровь. — Хитро эти сволочи спрятались…

— Перевязать, — распорядился лейтенант, и показал на тела «ряженных». — Бинты у этих возьмите, должны быть. Собрать оружие, патроны, документы. Убитых и Маврищева принесите сюда.

Чичерин посмотрел на кусты, где лежала пара тел.

— Голубев со мной.

Этих Абадие6в не резал. Счел мертвыми, но убедиться стоит. И забрать кое-что. Чичерин поднял оба автомата. Один передал бойцу, второй забросил за спину. Склонился над телом первого немца. Можно было не проверять, и так видно — мертв. Карман пробит и весь в крови, но документы лейтенант аккуратно вынул. Имеется только зольдбух. Несмотря на разводы, фамилию прочитать можно — фельдфебель Алекс Бруус.

Чичерин рванул ворот гимнастерки, подцепил бечеву и потянул — вместе с бечевой потянулась майка, еще чуть вытянуть и ага — орел со свастикой. И эти только гимнастерки напялили. Лейтенант сорвал жетон, сунул его в планшетку и повернулся ко второму телу. На этом гимнастерка с лейтенантскими петлицами, и вроде как дышит. Жив, падаль? Чичерин избавил «ряженного» от пистолета, и забрал документы. Вот тут как у Краузе, комплект — и зольдбух, и удостоверение. И кто же это у нас? По зольдбуху — обер-лейтенант Штольтц, а по удостоверению — лейтенант госбезопасности Сидоров Иван Петрович. Судя по дате документу два года уж, а выглядит, как вчера выданный. И скрепочки блестят…

Расстегнул ворот, вытянул жетон и в планшетку. В этот момент ряженый застонал и открыл глаза.

— Интересные у вас документы, даже не знаю — как обратится, — язвительно сказал Чичерин по-немецки. — Как к обер-лейтенанту Юргену Штольтцу? Или как к лейтенанту госбезопасности Сидорову Ивану Петровичу?

Немец зло смотрел на лейтенанта, и молчал.

— Странно, не правда ли? — продолжил Чичерин уже по-русски. — Два документа на одну персону от воюющих сторон. И не делайте вид, что не понимаете меня. Морщитесь? Зря.

Немец скосил взгляд на ранение, затем вернул взгляд. Чичерин решил игнорировать намек.

— К какому подразделению полка «Бранденбург» относитесь вы?

На лице Штольтца отразилось удивление. Но молчит. Размышляет?

— Тянете время? — хмыкнул лейтенант, вновь перейдя на немецкий и пристально наблюдая за мимикой. — Зря, обер-лейтенант. Вы скорей всего из группы «Роланд», что временно приписана ко второй камфгруппе.

Удовлетворенно улыбнулся — есть!

— Окажите мне помощь и сдавайтесь! — внезапно сказал на чистом русском немец. — Я вам гарантирую жизнь. Кроме, того варвара.

Чичерин покосился на бойцов. Абадиев уже оделся и теперь помогал в сборе трофеев.

— Я видел, как он убивал моих товарищей! — заявил обер-лейтенант. И осекся.

— Сейчас я Умара позову сюда, — процедил Чичерин, потемнев лицом, — и попрошу его рассказать — как ваши комрады расстреливали женщин и детей из пулеметов, а потом давили их танками.

— Зови своего зверя, и увидишь — как умирает солдат великой Германии!

— Голубев, — обернулся Чичерин к бойцу. — Иди, помоги там. Я тут сам управлюсь.

Затем он посмотрел на немца. Тот побледнел.

— Я не буду звать Абадиева сюда, — спокойно сказал лейтенант. — Он свой танец станцевал уже. И ты не солдат. Ты палач. И сдохнешь тут.

НР-40 вошел в бок и повернулся. Немец приглушенно взвыл и замер, а Чичерин обтер клинок и направился к дороге. На душе было гадостно. Если б не был немец ранен, можно было к своим доставить. Хороший язык. Но нельзя, не довели бы. И живым оставлять тоже нельзя, слишком много этот диверсант узнал. Но какова сволочь!

Лейтенант посмотрел на свои руки. Подрагивают. Первый лично убитый. Ножом. Враг, но все же…

На лужайке собрались все бойцы. Носилки с Маврищевым у обочины поставили. Чуть поодаль тела погибших Красина и Баранова положили. А трупы диверсантов в сторону оттащили. Перевязанный Степаненко сидит и трофеи перебирает.

— Хлам, командир, — сообщил сержант, бросая «Суоми» в беспорядочно лежащие автоматы. — Искорежило, не починить.

— Патроны достань тогда.

— Вынул уж. Не густо.

Чичерин скривился — с оружием и боеприпасами прям беда какая-то. Еще руки продолжают