себе конюха, кто же вам мешает?

В следующее мгновение произошло сразу несколько вещей: Ковин встал, еще больше сократив расстояние между ними, Оддин подлетел к брату, хватая за плечо, госпожа Торэм подалась вперед, приобнимая со спины Элейн, будто пытаясь защитить. На пол упала вилка, в образовавшейся тишине звон показался похожим на голос Толстухи Мэри, большого колокола в Лимесе, извещавшего, что настал полдень.

Ковин чуть склонился, и они с Элейн почти соприкоснулись носами. Оддин удерживал его, но это не требовалось, Ковин стоял спокойно, не пытаясь напасть – только запугать.

– Моя семья еще не успела рассказать обо мне или ты просто дура? – поинтересовался он.

Оддин наконец отшвырнул брата в сторону. Тот сумел удержаться на ногах, распрямился, поправил одежду.

– Мама. – Повисла пауза. – К вечеру этих людей не должно быть в моем доме. А если Оддин действительно решит жениться на кападонке, я его зарежу. Как предателя. В моей семье не будет этого отродья.

С этими словами он ушел, оставив после себя гнетущую тишину. А затем госпожа Торэм и Оддин совершенно спокойно вернулись на свои места и продолжили завтрак.

– Прошло не так плохо, как я ожидал, – заметил последний.

– Согласна. Во всяком случае лучше, чем в прошлый раз, – кивнула его мать.

Элейн в немом изумлении уставилась на обоих.

– Садись, дитя мое, доешь, – велела хозяйка.

Слишком пораженная их реакцией, Элейн послушалась.

У нее не находилось слов: они считали, что это в порядке вещей? Они не знали, что он действительно мог убить? Их не задевало, что он обращался с ними, как с прислугой?

Впрочем… чего она ожидала от карнаби? Это кападонцы были гордым народом, который не стал бы терпеть такого к себе отношения. Вероятно, у этих людей считалось нормальным как оскорблять других, так и сносить оскорбления. Она бросила взгляд на госпожу Торэм: та неторопливо и будто бы гордо продолжала завтракать. Так все это показное? Перевела взор на Оддина: ей только начало казаться, что это человек чести, но вот он спокойно сносит угрозы брата.

Остается только один вопрос: что же она, Элейн, делала в этом доме? Где ее собственная гордость?

Она встала, заставив хозяев встрепенуться и удивленно посмотреть на гостью.

– Спасибо за то, что дали крышу над головой, – сказала Элейн звенящим голосом, – но мне пора идти.

С этими словами она покинула столовую, чтобы забрать из комнаты свой мешочек с деньгами и картами.

Оддин нагнал ее уже наверху. Он вошел следом за Элейн, затем остановился и уточнил:

– Я могу войти в твою комнату?

Она махнула рукой.

– Это не моя комната. – А затем не удержалась и добавила: – А Ковина, как я поняла. Он сказал, что это его дом.

– Это действительно его дом, – кивнул Оддин. – Он унаследовал его после смерти отца и является полноправным хозяином всего имущества Торэмов. Но забота о матери входит в его обязанности, поэтому она живет здесь и тоже считается хозяйкой.

– Почему она не уехала к тебе, в Альбу? Почему осталась здесь?

– Потому что я не позволил ей. Здесь она благоустроена, живет в достатке. Мое жалованье дает возможность содержать довольно скромное жилье лишь с одним слугой и кухаркой. Ковин обычно не докучает матери, она вольна делать почти все, что хочет. Я захаживаю не часто, вижусь с ней в отсутствие Ковина, так что всех все устраивает.

Элейн недоуменно покачала головой.

– Послушай, – он чуть приблизился к ней, – я не хочу оправдываться по поводу того, как мы тут живем и почему я считаю, что маме лучше в Нортастере, а не в Альбе. Но поскольку сейчас Ковин вел себя по отношению к тебе довольно грубо…

– Да плевать на его грубость! – сердито воскликнула Элейн, отступая назад.

– …И причинил много боли в прошлом, то считаю нужным объясниться, – завершил Оддин.

– В прошлом?! Да у меня до сих пор в душе дыра размером со всю Кападонию. И ничто никогда не сможет заполнить эту пустоту, понимаешь? – Элейн отчаянно крутанулась и уставилась в окно, обняв себя. – И вот он разгуливает здесь, живет в роскоши, отдает приказы, куда мне идти и что делать. А вы, зная, что он натворил, просто садитесь и завтракаете. Небо! Какими бездушными варварами надо быть, чтобы не понимать, насколько… насколько бесчеловечно это все выглядит!

Оддин немного помолчал, затем подошел к ней и положил руку на плечо.

– Прости, я не подумал, как ты воспримешь это. Мы с матерью просто нашли способ жить с Ковином: стараемся не привлекать его внимание и делать вид, что ничего не происходит.

Элейн повернулась к Оддину. Тот выглядел несчастным и немного растерянным.

– Но так же нельзя… – прошептала она.

– А что ты предлагаешь?

– Нужно было давно убить его, – прорычала Элейн.

– И это сделает меня или, святые небеса, мою мать лучше, чем он? Я убиваю только в целях защиты от прямой угрозы жизни или здоровью. Во всех остальных случаях я ищу тех, кто убивает, и отправляю их за решетку или на виселицу.

– Вот и Ковина туда нужно отправить!

– Просто потому, что ты так сказала?! Правосудию требуется немного больше, чем слова, чтобы наказать преступника.

– Поэтому я и предлагаю поймать его сейчас, когда он попытается убить Магистра!

– Как легко ты допускаешь возможные жертвы ради «благого дела». – Голос Оддина звучал ровно: он не обвинял, не читал нотаций, а лишь подмечал факт.

Элейн схватилась за голову. Ей не нравилось, как он сеял зерна сомнения в ее сердце. Душа рвалась на части от жажды мести и нежелания творить зло. Ей необходимо было принять какое-то решение, чтобы не метаться между противоположными стремлениями.

– Я не хочу, чтобы кто-то пострадал, но Ковина нужно остановить. Он – чума, которая постепенно разносится по городу.

– Элейн… – Оддин сжал ее плечи, пытаясь привести в чувства. – Я предупрежу Магистра, чтобы он был внимателен и осторожен. Но сомневаюсь, что сумею доказать, что Ковин собирался убить его. Он мормэр; ты понимаешь, что это означает не только его почти неограниченную власть, но и соратников на всех ключевых постах? Я точно знаю, что его поддерживают многие чиновники. Уверен, судья в Нортастере тоже его приятель. Думаю, Магистр Света – последний в верхушке власти, кто способен хоть как-то противостоять ему.

– Это все так несправедливо, – покачала головой Элейн.

– Я согласен. Но есть вещи, на которые мы не можем повлиять.

Она не хотела в это верить. Встретив Оддина, решив убить его, уехав из Лимеса, она наконец почувствовала, что управляет своей жизнью. Но ее пытались убедить, что это не так.

– Однако, – продолжил он, – каждый из нас способен изменить что-то вокруг