смело, шагала гордо, не проявляла ни малейшего волнения, была будто готова к тому жребию, что её ждал.

В княгине Юлианне это пробудило тем больший гнев, в Витовте – уважение и радость, потому что, чем больше силы показывала эта его новая королева, тем вернее он мог на неё рассчитывать. Ему казалось, что одержал великую победу, сделал важный шаг к рулю общих дел Польши и Литвы. Расчёт был простой и на первый взгляд безошибочный.

Расчёт был простой и на первый взгляд безошибочный. Королева всем была ему обязана, должна была подчинить себе старого короля, его послушание было известно. Витовт через неё должен был править Ягайллой и Польшей.

Поскольку война с Тевтонским орденом в этом году была неизбежна и готовиться к ней нужно было заранее, свадебные торжества в Новогродке долго продолжаться не могли. Витовт спешил в Вильно, король с женой ехали в Краков, где их ожидала его дочка Ядвига и её будущий супруг, восьмилетний герцог Бранденбургский, которого король хотел воспитать себе как сына. Похоже, что молодой пани не терпелось попасть в свою столицу. Ягайллу ещё тянули пущи в околицах и обещанная в них охота, а возвращение в Краков он хотел отложить на несколько дней, когда Сонька к великому удивлению мужа добилась того, что отъезд ускорили.

Это было первое доказательство силы молодой королевы: Ягайлло пожертвовал ради неё охотой. Это предсказывало, что Сонька сможет командовать мужем, который с первых дней был с ней нежен и послушен.

Из Новогродка они выехали с большим двором и шумом, по заранее намеченной дороге, постоянно принимая знаки почтения духовенства, землевладельцев и простонародья.

Стоило только становничьим объявить о короле, чтобы города и деревни обеспечивали всем, что было нужно для угощения господина.

Во время этого путешествия глаза всех были обращены на королеву. Пытались угадать её и предвидеть совместную жизнь. В Новогродке Ягайлло выглядел счастливым, но торжества уже его утомили, никогда не любил выступлений, для которых должен был наряжаться в соответствии со своим королевским достоинством, с важностью и величием.

Королева, напротив, была в своей стихии.

Уже в Новогродке она стала надевать наряды и драгоценности, большое число которых приподнесли ей в дар, наряжаться и с очевидной радостью показываться в них на публике.

Из прежних слуг с ней ехала одна старая неотступная Фемка, но её окружали многочисленная польская служба и польский двор, с которыми она с интересом и охотой знакомилась. Ловкий Хинча из Рогова сумел так устроить, что охмистр двора Войцех Мальский, Наленч, зачислил его в службу государыни. Для Фемки и для неё был это как старый знакомый, и он первый предложил себя посредником между остальными придворными, как поверенный и личный слуга.

Впрочем, лезли и другие, пытаясь понравиться, рекомендоваться, приобрести расположение, и по обычаю всех дворов в соратниках уже родились зависть и неприязнь.

В дороге король рядом с молодой женой долго не выдержал. Когда проезжали леса, он почуял запах дикого зверя, увидел собак, своих охотников, идущих впустую, и его охватило искушение. Королева осталась одна, неспешно следуя дальше. Она не почувствовала грусти, не пробовала отговарить короля от любимой забавы. Она предложила его подождать. Старик обещал догнать её.

На лице семидесятилетнего супруга, когда он снова почувствовал, что один и свободен, показалась удивительная радость. Он очень торопливо бросился в лес, Сонька посмотрела на отъезжающих холодным взглядом, и, оставшись со своим двором, весёлости не потеряла.

Только одна въезжать в Краков она не хотела, не желала показываться без Ягайллы в замке, где была его дочь и целый отряд незнакомых людей, которые их там ждали с Бранденбургом и послами.

Поэтому дорогу так согласовали с охотой Ягайллы, чтобы потом он мог присоединиться к кортежу Соньки, которая хотела рядом с ним предстать перед польскими панами. Ягайлло, послушный жене, вовремя с ней присоединился и нарядился для торжественного въезда.

Это были первые весенние дни… В Кракове русинку ждали с интересом, но не очень были к ней расположены. Духовенство этого четвёртого брака боялось, в Соньке видели племянницу Витовта, а ему не доверяли и все его опасались.

Король ехал, чувствуя, что его не примут с теми проявлениями радости, какие когда-то ему сопутствовали. Он чувствовал себя чуть ли не виноватым и нуждающимся в прощении. Он привёз жену, взятую вопреки воле народа, которая не была ещё коронована, значит, не королева, но супруга короля. Сонька об этом догадывалась, но не обнаружила ни тревоги, ни унижения, казалось, что своей смелостью бросает вызов.

Торжественного приёма запланировано не было. После последнего отдыха под Краковом король, в отороченнной шубе и колпаке, сел на лошадь, сопровождая Соньку, которая, не спрашивая его, надела горностаи, пурпурный плащ и золотые украшения на голову. Своему двору она также приказала одеться красиво и богато.

Король не препятствовал. В городе стояли огромные толпы народа, теснились, смотрели, но молчали. Только шапками махали королю. Важно, но тихо кортеж проехал по улицам. Из костёлов выходило духовенство приветствовать пана, били в колокола, но радости, восхищения, веселья не было. Какое-то тревожное ожидание. По лицу королевы, которая ощущала там себя нежданным гостем, пробежал румянец, в глазах поблёскивали лучики гнева, но губы послушно улыбались. Её сердце билось, она знала, что её окружают враги, недовольные, быть может, нужно было вступить в борьбу, победить их, воцариться здесь, стать по-настоящему королевой.

Другая, может, почувствовала бы на глазах слёзы и тревогу, Сонька знала свои силы и выносливость. Перед нею стояли долгие годы борьбы, шаг за шагом, медленно, она должна была идти к цели, но дойдёт до неё, она была уверена.

Ягайлло несмело поднимал взгляд и опускал глаза. Казалось, Соньку радует красивый город и богатые люди.

Епископ Войцех ждал в Вавеле. Рядом с ним стоял молча епископ Олесницкий, в одеждах священника рыцарь фигумрой. Король дружелюбно кивнул ему головой, словно просил его смириться.

В сенях замка ждала мачеху принцесса Ядвига, встревоженная девушка около двадцати лет, нарядная и так увешенная драгоценностями, что, казалось, упадёт под их бременем. Тут же рядом стоял восьмилетний Бранденбург в облегающем немецком костюме, с шапочкой в руке и плащике, с длинными волосами, убранными в локоны, рядом с которым стояли ксендз Елиаш и Пётр Хелмский, учитель и наставник. Тот готовился приветствовать Ягайллу, который издалека улыбался детям.

Сонька первая поспешила обнять испуганную и дрожащую принцессу, слёзы которой струёй побежали по личику.

Король всех приветствовал с непривычной любезностью, радостью, волнением, пытаясь скрыть беспокойство, которое его охватило. А, собираясь переступить порог замка, он шепнул Соньке по-русски: