Ворота открыты – это я сразу замечаю. Даже ограждение пастбища выглядит так, будто оно видело лучшие времена, – просторное, широкое и без животных. Вчера, когда Харпер рассказала о своей работе на лето, я подумала, что Блейкли все еще держат лошадей. Но с тех пор, по-видимому, все изменилось. Раньше Ашер и Ной много катались на лошадях, но это было до того, как их стали интересовать только женщины, мотоциклы и черт знает что еще. Я никогда не была одной из тех девушек, которые не представляют своей жизни без этой рутинной заботы о лошадях – еще один пункт в моем списке несоответствия Блейкли, – но теперь я понимаю, что при воспоминании о мягкой лошадиной морде в ладони по моей грудной клетке распространяется тепло.

Отсюда заметен только один угол конюшни, поэтому я рысью по дуге обегаю небольшую рощицу, в которой растут типичные для этого района сосны, клены и дубы. Загон граничит с полянкой перед конюшней, но отдельные перекладины сильно обветшали, частично даже сломаны. Песок прилипает к моим мокрым кедам, когда я пересекаю полянку и подхожу к воротам конюшни.

Все это выглядит тоскливо. Я пытаюсь открыть дверь. Кованая защелка с трудом поддается, поэтому я несколько раз ударяю ребром ладони по металлу, пока тот не отсоединяется и верхняя часть двери конюшни не распахивается. Утренний свет падает внутрь. Руками я опираюсь на нижнюю створку двери и смотрю, как пыль переливается на солнце. К сожалению, меня окружает тишина – ни шарканья, ни фырканья. Внутри не пахнет лошадью или смазанной жиром кожей, а лишь немного отдает сеном, которое когда-то намокло и теперь гниет здесь. Разочарованная, я снова закрываю дверь и бегу обратно. Может быть, Харпер позже расскажет мне, что случилось с лошадьми.

До того места, где я свернула, уже недалеко. Отсюда видно берег, торчащие из воды скалы и маяк Нью-Касла, уходящий высоко в небо. Парусники покачиваются в воде, словно маленькие брызги белой краски. Наблюдать закат отсюда действительно захватывающе, но восход солнца не менее восхитителен, потому что туман парит над водой, как светящаяся подушка. Это одно из преимуществ жизни на острове. Солнце всегда поднимается и опускается над водой. Я останавливаюсь и только вдыхаю и выдыхаю, ни о чем не думая. Просто наслаждаюсь ветром, дующим с моря и вызывающим у меня приятные мурашки.

Когда туман начинает медленно рассеиваться, я продолжаю бежать, пока передо мной не расстилается поляна. Я, наверное, сейчас обогнула только треть острова и все равно уже запыхалась. Я держусь в стороне, прикрываю глаза другой рукой и поворачиваюсь на восток – туда, где солнце поднимается ввысь. То, что я не одна, мне становится ясно только тогда, когда он отталкивается от земли и вырастает из поляны, как дерево. Вот дерьмо. Удивившись, я втягиваю воздух сквозь зубы. Очевидно, Айви, ты не единственная ранняя пташка в семье.

Ашер стоит в стороне от меня, уперев руки в бедра, как будто он только что выполнил тяжелую тренировку. Даже на расстоянии я могу различить напряженные мышцы и то, как поднимается и опускается его грудная клетка.

И боже милостивый, он босой!

На нем только обрезанные штаны и пленка пота на коже. Увидев татуировки у Ноя, я предположила, что у Ашера тоже будут рисунки на теле, но там нет ничего, кроме кожи, которая туго обтягивает его руки. Ашер – последний, с кем мне хотелось бы встретиться в половине шестого утра, но я не могу оторвать от него взгляда. Таким спокойным, таким сосредоточенным и замкнутым в себе я никогда его не видела. Парень оборачивается, и в первый момент мне кажется, что он меня даже не замечает, потому что его лицо хотя и повернуто в мою сторону, но не выражает никаких эмоций. Я могла бы просто поднять руку, крикнуть безмятежное «Доброе утро!» через луг, а затем продолжить свой бег, но я этого не делаю.

Я стою там, словно тупой олень, уставившийся на фары несущейся на него машины.

Пояс штанов Ашера так свободно сидит на его бедрах, что приходится опасаться, что они могут соскользнуть вниз. На бедрах ткань порвана и потерта, что, к сожалению, ему очень идет. После этого мой взгляд цепляется за его лицо. Мне кажется, что пролетели минуты, но, вероятно, это были всего лишь секунды.

Он продолжает двигаться. Его руки свободно опускаются, но мышцы Ашера напряжены. Проворный, как хищный кот, он идет в мою сторону.

Наконец я отрываю от него взгляд. Что это было, черт возьми? Ашер просто занимается спортом, а я веду себя так, будто увидела второе пришествие. Покачав головой, я отступаю на шаг, и под подошвой моего кеда ломается палка. Звук заставляет птицу вспорхнуть, и в ту же секунду наши взгляды встречаются. Ашер хмурит брови, он поднимает одну руку, и этого достаточно, чтобы всплеск адреналина промчался через мою грудную клетку.

Я разворачиваюсь и бегу. Ашер выкрикивает что-то непонятное, но я решаю не дожидаться, что он повторит это. Мне просто хочется закончить свою пробежку. Наедине. Черт, это же раннее утро, и у меня нет никакого желания начинать его с очередной ссоры.

Я переставляю ноги и бегу по мокрой траве. Солнце светит мне в лицо. Я перепрыгиваю через корень дерева и бегу через поляну обратно в лес. Я не оборачиваюсь, но в этом и нет необходимости, потому что я слышу его быстрые шаги. Неужели теперь он бежит за мной?

Передо мной беспокойно разлетается еще больше птиц. Дикая утка издает испуганное кряканье и неистовыми ударами крыльев пытается поднять свое громоздкое тело в воздух. Именно так я и чувствую себя сейчас. Я ускоряюсь, и мой пульс учащается.

Я задеваю ветку и начинаю паниковать. Инстинктивно я чувствую, как мое преимущество рассеивается, а Ашер все ближе и ближе ко мне.

– Айви! – его голос звучит отрывисто и как-то сердито. Не понимаю, в чем проблема этого парня, ведь я ничего не сделала. Разве что пробежалась по его чертову острову. Я понимаю, что бегу слишком медленно. Множество камней и мягкий мох между ними тормозят меня и сбивают с ног. Стоит мне только снова осознать, что мои рывки становятся увереннее, Ашер уже так близко ко мне, что я слышу, как он дышит.

В панике я глотаю воздух, перепрыгиваю через пень, продираюсь под низко нависающими ветвями и, ничего не видя, спотыкаюсь о сгнившую листву. Почва становится непозволительно мягкой и уступчивой, она издает чавканье, когда я погружаюсь слишком глубоко и могу лишь с большим усилием вытянуть свои кеды. Моя грудная клетка пыхтит, как паровоз.

– Остановись ты уже, черт тебя дери!

Да я и не могу больше ничего делать, кроме как стоять. Вдруг меня настиг страх. Почти неуловимый страх, который я не могу объяснить. И тут моя правая нога проваливается в пустоту. Только что там был еще толстый слой мха, и в следующий момент там уже ничего не осталось, кроме сырости, – почва просто в какой-то момент исчезла.

Я лечу вперед, что-то царапает мое лицо, затем сильно ударяюсь о землю правым бедром. Колющая боль пронзает мне запястье, а мое лицо горит от веток, царапающих кожу. Застонав, я пытаюсь встать, но моя правая рука совершенно бесполезна. Застонав от боли, я падаю обратно в мокрый мох.

– Эй, что там у тебя случилось?