– То, что я рассказываю, никакое не кино, я слышала это от матери. В любом случае, мне надо съездить к гориллам. Нельзя их оставлять белым. Даже белой женщине, которая посвятила им жизнь. Кто-нибудь хочет тоже поехать? Поедем на рождественских каникулах. Я уверена, что мой отец мне поможет. Кто со мной?

Все ждали реакции Глориозы, но та лишь пожала плечами, рассмеялась и прошептала что-то неразборчивое, но явно обидное по отношению к бакига. Удивила всех Иммакюле:

– Я поеду с тобой, если получится, если отец разрешит, можешь на меня рассчитывать.

Глориоза испепелила взглядом ту, кто только что предал ее перед всем классом.

– Надоело кататься на мотоцикле со своим парнем, – пояснила Иммакюле. – Хочется чего-то поинтереснее, и потом, по крайней мере, у меня будет что ему рассказать: я стану бесстрашной искательницей приключений!

В январе, после окончания каникул, все с нетерпением ждали, что же расскажут Горетти с Иммакюле про свои приключения в горах среди горилл. «Исследовательницы», как прозвала их в насмешку Глориоза, ломались и заставляли себя упрашивать, как кинозвезды. «Никуда они не ездили, – посмеивалась Глориоза, – просидели все каникулы в Рухенгери, пили пиво да ели жареную курицу, поглядывая издали на вулкан Мухавура». Но как-то вечером, после ужина Горетти позвала весь класс к себе в спальню.

– Ну и как? Видели вы горилл?

– Конечно видели. Мы их даже трогали. Ну, почти… Мой отец помог нам, а он ведь сейчас так занят, к нему столько народу ездит в Рухенгери, в военный лагерь, даже отец Иммакюле. Это он привез ее в Рухенгери, ему надо было поговорить с моим отцом. Так вот, отец приказал, чтобы нас экипировали, дали джип, четырех военных, провизию. Нас одели в камуфляжную форму: военные здорово смеялись, когда увидели, что у Иммакюле туфли на высоких каблуках. Тогда они дали нам ботинки на толстой подошве – рейнджеры, как у них самих. Вы сами увидите на фото.

И вот на рассвете мы отправились на джипе по склону вулкана в сторону леса. Там нас должны были ждать проводники. Но их там не оказалось. Мы долго ждали их. Военные поставили две палатки: одну для нас, другую для себя. Наконец явился главный проводник. Вид у него был смущенный. Он сказал: «Белая госпожа не хочет, чтобы ее гориллам мешали. Она говорит, что гориллы не любят руандийцев, боятся их. Они знают, что те их убивают. Только белые умеют с ними ладить. Так она сказала. Я не могу отвести вас туда, она меня прогонит, а я не хочу потерять заработок. Так и слышу, как моя жена будет кричать на меня. Я не могу помешать вам сделать то, что вы задумали, но вашим проводником я не буду». И он со всех ног бросился прочь.

Мы были в отчаянии. Это же надо: белая дама запрещала нам увидеть наших горилл. Тогда один из солдат заговорил о чем-то с сержантом. Сержант подошел к нам и сказал, что, возможно, есть способ поехать посмотреть на горилл. Тот солдат был знаком с пигмеями тва, он знал, где находится их стойбище. Если им что-то подарить, то они, конечно же, согласятся отвести нас к гориллам. Мы снова сели в джип и углубились в лес. Мы следовали за тем военным. Заметив наше приближение, тва сразу разбежались. Но военные догнали и схватили какого-то старика, который бежал медленнее других. Бедняга дрожал от страха. Мы с Иммакюле попытались его успокоить. Я сказала, кто я и чего мы хотим. К счастью, я говорю на киньяруанда так же, как на нем говорят букига, и нечего тут смеяться. Когда старик понял наконец, что мы хотим увидеть горилл, он позвал остальных, и они начали что-то обсуждать. Все это длилось очень долго. Но я все же дочь полковника – начальника военного лагеря. И с нами было четверо военных с ружьями, которые они держали между ног. В конце концов мы сговорились на двух козах. Первую мы должны были дать им до похода, чтобы они отдали ее женщинам, вторую – когда нас отведут к гориллам. Мы вернулись к палаткам. Сержант на джипе поехал на ближайший рынок за козами.

Мы спали в палатке, как настоящие солдаты. На следующее утро тва вернулись. Они спросили: «Где козы? – Вот, смотрите», – сказал сержант. Они оглядели коз, долго о чем-то говорили между собой. Тот, который казался старшим, сказал, что хочет сразу съесть одну из них, а уже потом отведет нас к гориллам. Сержант ответил, что это невозможно, что его ждут завтра к утру в лагере и что идти надо сейчас. Пигмеи не желали ничего слушать, они хотели до отправления в лес съесть одну из коз, к тому же они уже велели женам и детям сходить за дровами для костра. Сержант сказал, что полковник отдал приказ отвезти его дочь к гориллам, которых ей хотелось посмотреть. Тва обернулись ко мне и стали смеяться: «Теперь и черные женщины интересуются гориллами!»

Тогда я сказала, что дам им третью козу, если они отведут меня к гориллам немедленно. «Ладно, пойдем, – сказал наконец старший, – думаю, что ты и правда дочь полковника, но не забывай, что ты сама пообещала нам третью козу. Горе тебе, если ты нам ее не дашь!»

Мы углубились в лесную чащу. Никакой тропы не было. Пигмеи прокладывали нам дорогу тесаками. «Тропы, – говорили они, – нужны только базунгу, а мы – дети чащи, разве мать позволит своим детям заблудиться?» Мы шли часа два, может, три. Тва продвигались очень быстро, не оглядываясь назад, чтобы удостовериться, поспеваем ли мы за ними. Мы же спотыкались на каждом шагу. Ветки и лианы хлестали нас по лицу. Даже солдаты стали беспокоиться, опасаясь, что пигмеи заманят их уж не знаю в какую ловушку.

Вдруг старший тва присел на корточки и знаком велел нам сделать то же самое. Он как-то странно почмокал губами, поднял с земли бамбуковую палочку и помахал ею, как бы в знак приветствия. И тут за деревьями мы увидели их: гориллы – штук десять, я не успела точно сосчитать, – были совсем рядом, и самый крупный самец, вожак стада, смотрел в нашем направлении.

«Опустите голову, – прошептал один из пигмеев, – не смотрите на него, покажите ему, что он хозяин, что вы ему подчиняетесь, думаю, что ему не нравится ваш запах». Я уткнулась носом чуть ли не в землю, как суахили из квартала Ньямирамбо, когда совершают свою молитву. Самец