— Нет, — сказала я, прикрывая рот рукой, чтобы не вываливались куски чипсов.

— Стоит его удержать. Я бы посоветовала расставить точки над «i» — заставь его жениться на себе. Назначь день свадьбы, и тогда, чтобы ни случилось, о тебе будет кому позаботиться.

— Энни, мне двадцать четыре года, и я…

— Знаю, ты думаешь, будто у вашего поколения все иначе, но кое-что никогда не меняется. Так что послушай меня внимательно. — Она снова перегнулась через прилавок. — Если сказать ему, что ты залетела, вам больше не понадобится презерватив, и настоящая беременность не заставит себя ждать.

— Энни!

— А как, ты думаешь, я заполучила своего первого мужа? — Она выпрямилась и высоко подняла голову. — Он был замечательным человеком. Мы вырастили трех прекрасных детей. Мужчины никогда не готовы стать отцами, Таллула, но, поверь мне, лучшие из них отлично справляются.

— Я не собираюсь под венец, Энни, — проговорила я, понимая, почему они с бабушкой Хелен не были дружны: бабушка не придавала особого значения замужеству и вообще была о мужчинах невысокого мнения. Хотя и женщинам тоже не особенно доверяла. Она считала хорошими людьми тех, кто не навязывался ей и держал свое мнение при себе.

Энни тихо фыркнула, видимо сожалея о том, что я не отнеслась к ее совету с должным вниманием.

— Я только хочу, чтобы ты хорошенько все обдумала, — произнесла она. — Каждому человеку нужен спутник жизни, Таллула. Помни об этом.

Я поблагодарила Энни, в основном для того, чтобы заставить замолчать, схватила свой холодный чай и вышла. Муж мне ни к чему. Мне нужно, чтобы птицы начали класть гребаные яйца, после чего я смогу продать ранчо и свалить из города к чертовой матери.

Пересекая раскаленную асфальтированную площадку, я слышала клацанье металла, которое доносилось из прилегающего к заправке шиномонтажа. Из стоявшего на подставке облезлого «шевроле» появился мужчина в комбинезоне. Это был Рубен Мартинес, пожилой человек, живший примерно в восьми километрах от нас, если ехать по тому же шоссе. Он поднял палец, прося меня подождать, но стоять под открытым небом в такое время дня было слишком жарко, и я поспешила к колонке автозаправки под навес.

Рубен направился ко мне, наклоняя голову, чтобы солнце не светило в глаза, — держал меня в поле зрения, но смотрел исподлобья. На левом рукаве комбинезона было вышито его имя. Издалека никто бы не догадался, что ему шел уже восьмой десяток. Коротко постриженные черные волосы лоснились, шагал он походкой молодого человека, но заметные вблизи глубокие морщины говорили о том, что он прожил нелегкую жизнь. В усах блестела седина, глаза постоянно щурились, а смуглую кожу лица испещряли маленькие круглые шрамы. Такое лицо притягивало взгляд. Мне всегда казалось, что, если остановить время, подкрасться поближе и рассмотреть его, я смогу лучше понять соседа.

— Таллула, — сказал он, пытаясь стереть масло с рук тряпкой, покрытой жирными пятнами. — Я очень расстроился, услышав о смерти твоей бабушки. — Рубен был мексиканцем, но уже не один десяток лет жил в Сомбре. Он говорил с едва заметным акцентом, делая небольшие паузы перед некоторыми словами, отчего к ним присоединялись дополнительные звуки. — Я очень хотел прийти в церковь и на поминки, — добавил он, качая головой. — Честное слово.

Поскольку Рубен был нашим ближайшим соседом, мы звонили ему, чтобы одолжить какие-то инструменты или когда требовалась третья пара рук. Раза два или три он даже оставался на традиционный ужин по средам, вместе с тетей Кристиной и девочками. Я заметила его отсутствие на поминках, но только теперь поняла, почему он не приехал.

Сколько помню, он изо всех сил старался избегать встреч со своим сыном Мэттом, наставником дяди Стива. Сплетники в баре «У Пэта» поговаривали, что когда-то обдолбанный Мэтт похитил все сбережения Рубена и за неделю проиграл их в Лас-Вегасе. Немало зная о наркотической зависимости, я сомневалась, что Мэтт провинился перед родителем только в краже денег, но по городу ходило именно такое объяснение их вражды, и я никогда не видела отца и сына в одном месте в одно время, а потому полагала, что доля правды в таких пересудах есть.

— Не волнуйтесь об этом, — ответила я, вовсе не уверенная, что следовало сказать именно такие слова.

— Слышал, ты продаешь ранчо?

Ну конечно же, до него тоже дошла новость. Чертова сплетница Энни. Я живо представила, как она часами стоит, прислонившись к двери гаража, и перемывает кости всем в городе, тогда как Рубен молча работает и лишь иногда вставляет угрюмое «ага», — он был хорошо воспитан и, даже если не желал слушать бабью болтовню, считал нужным соблюдать правила вежливости.

— Да, — произнесла я, молча ругая себя за то, что не учла, как быстро распространяются новости по маленькому городку. Нужно было позвонить тете Кристине. Я хотела рассказать ей обо всем при личной встрече после того, как подпишу документы, но теперь выбора не оставалось: или я сообщу ей о своем решении по телефону, или она узнает о нем от малознакомых людей.

— Жаль это слышать, — сказал Рубен. — Без семьи Джонсов город будет уже не тот.

Возникло неловкое молчание. В середине дня, когда даже птицы и мыши прячутся от зноя, пустыня бывает пугающе спокойной. Я не знала, что сказать. Раскаленный тротуар внушал опасения, что подошвы моих ботинок могут расплавиться.

— Позвони мне, пожалуйста, если тебе понадобится помощь. — Рубен сунул тряпку в карман. — Подозреваю, что за последние дни ты слышала это много раз, но я живу совсем рядом.

Это было первое предложение о помощи, прозвучавшее искренне. Сосед понимал, что значит жить одной в пустыне.

— Буду иметь в виду, — ответила я. — Спасибо.

Снова повисла неловкая пауза, и я ожидала, что он обнимет меня, но Рубен только слабо кивнул и пошел назад в гараж.

Сев в пикап, я набрала номер тети Кристины. Из-за громкого шума кондиционера было не слышно гудков, поэтому я убавила подачу воздуха, но температура в салоне тут же подскочила на десять градусов. Я снова включила кондиционер на полную мощность и крепко прижала мобильник к уху. Услышав вместо голоса автоответчик, я нажала на отбой. Хватит и того, что приходится сообщать тете о продаже ее родного дома по телефону. Сделать это через автоответчик я не могла.

Я проехала на запад еще сорок восемь километров по шоссе к Викторвиллу, где автострада выплеснула меня на магистраль, ведущую на север, позади «хонды-цивик» с номерным знаком ПМС247. Такую табличку бабушка сочла бы безвкусной. Порой она была не в меру стыдлива.

Когда я