— По моим часам было десять минут шестого! — с достоинством возразила миссис Бассет.

— Вы уже это говорили, мадам.

— Он ошибается. Мои часы самые…

— Продолжайте, сержант, — перебил ее Тримбл.

— «…я приказал своему служащему, Джону Фоху Даукинсу, взять одну из моих машин, номер РУДж 762, на станцию Истбери и встретить там некого мистера Дженкинсона, который прибудет поездом в семь пятьдесят девять. Машина уехала…»

— Каким поездом, он говорит? — удивленно воскликнул Диксон.

— Семь пятьдесят девять, сэр. «Машина покинула гараж в…»

— Но я же сказал в семь двадцать девять! Семь пятьдесят девять было бы слишком поздно для концерта.

— «Машина покинула мой гараж…»

— Остальное не важно, сержант, — сказал Тримбл. — Думаю, мы узнали от мистера Фаррена все, что нам нужно.

— Очень хорошо, сэр. «Заявление Джона Фоха Даукинса, возраст тридцать один год, национальный регистрационный номер…»

— Я не намерен это слушать. Что ж, мистер Диксон, это по крайней мере проясняет хотя бы одну часть загадки. Теперь нам известно, почему шофер Фаррена не смог встретить мистера Дженкинсона. Вы совершенно уверены, что называли время семь двадцать девять?

— Абсолютно.

— Несомненно, я сама это слышала, — подтвердила миссис Бассет. — Фаррен становится слишком небрежным. Человеку, который не в состоянии следить за своими часами, нельзя доверять. В будущем я не стану рекомендовать своим друзьям прибегать к его услугам.

Всем своим видом миссис Бассет показывала, что лично она ни за что бы не опустилась до пользования наемным автомобилем.

На этом замечании совещание закончилось. Но в тот вечер это не было последним замечанием, имеющим отношение к делу. Инспектор с сержантом уехали в полицейском автомобиле, а супруги Петигрю в компании с Диксоном, Эвансом и миссис Бассет стояли у дверей на сцену Сити-Холл, когда Эванс неожиданно заметил:

— Одного члена оркестра все-таки не посчитали.

— Кого? — спросил Диксон.

— Да этого проклятого Вентри! Куда он мог запропаститься?

Между тем Вентри находился у себя дома, в музыкальном зале. Он вальяжно развалился в глубоком кресле перед камином с горящими дровами и курил сигару. С таким же наслаждением, какое получал от сигары, он изучал каталог элитных вин и других спиртных напитков, которые вскоре будут выставлены на аукцион в лондонском Сити. На столе в центре комнаты стояли тарелки с остатками его холостяцкого ужина. Вскоре он был отвлечен от получаемого удовольствия телефонным звонком.

— Билли? — произнес женский голос.

— Да.

— Ты один?

— Да, кухарка уже ушла.

— Меня не интересует твоя кухарка, — хохотнула трубка и продолжила уже серьезным тоном: — Слушай, ты, наверное, уже знаешь, что сегодня произошло?

— О чем ты?

— Насчет Люси.

— Да. — Вентри помолчал. — Да, знаю. Отвратительное дело.

— Еще бы. Но меня сейчас не это беспокоит. Я тревожусь о нас.

— Не понимаю, как это может касаться нас.

— О господи, Билли, когда ты повзрослеешь! Неужели до тебя не доходит, что теперь начнутся всякие расспросы и допросы!

— Да, конечно, это я понимаю.

— Так вот, я хочу сказать тебе: если кто-нибудь спросит тебя насчет сегодняшнего вечера, ты меня не видел.

— Ясно. Я тебя не видел. Это все?

— Что значит «все»? — озадаченно переспросил голос. — Послушай, у меня мало времени. В любую минуту нас могут прервать. Значит, тебе все понятно?

— По-моему, ты немного опоздала со своим предупреждением, — сказал Вентри, злорадно усмехаясь в микрофон трубки. — А может, у тебя неправильно идут часы? Откуда ты знаешь, что полиция еще не появлялась у меня?

— Господи, не может быть!

— Нет, нет, пока они не приходили. Но ведь могли уже быть, ты же понимаешь. Если ты не доверяешь моему умению держать язык за зубами, то почему же не позвонила час назад?

— Потому что с тех пор, как я вернулась домой, здесь торчат люди и без умолку болтают. Кроме того, я не была уверена, что ты у себя. Кстати, где ты был, когда… Ой, я должна положить трубку!

Связь резко оборвалась. Вентри несколько секунд постоял, прижимая молчащую трубку к уху, и на лице его застыло хитрое и одновременно задумчивое выражение. Он достал из кармана часы и сверил их с часами на каминной полке, после чего снова уселся в кресло. На этот раз он не стал заниматься каталогом, а, положив руки на колени, лениво уставился на пламя в камине, предоставив недокуренной сигаре угасать в пепельнице. Похоже, он кого-то или чего-то ожидал.

Инспектор Тримбл и сержант Тейт прибыли к дому Вентри через четверть часа. Хозяин дома лично открыл им дверь, извинился за отсутствие прислуги и провел их в музыкальную комнату. Там он еще раз извинился за беспорядок и предложил визитерам сигары. Они отказались. Инспектор сразу перешел к делу:

— Как я понимаю, мистер Вентри, сегодня вечером вы должны были играть в оркестре на концерте в Сити-Холл?

— Только не в оркестре! Я солист. Точнее, должен был участвовать в концерте в качестве солиста.

— Вот именно, должны были, но мистер Эванс сообщил мне, что к началу концерта вы не появились.

— Да, к сожалению, это так. Боюсь, мистер Эванс очень расстроился, но мне кажется, то, что случилось позднее, заставило его забыть об этом маленьком огорчении.

— Где вы находились?

— Где? В восемь часов, когда начался концерт? Не могу сказать точно, но где-то на полпути отсюда в Сити-Холл, искал такси или еще какое-нибудь средство добраться туда. Наконец я дождался автобуса.

— А что вызвало ваше опоздание, мистер Вентри? Кажется, у вас есть автомобиль?

— Да, конечно, и я намеревался ехать на нем. Я рассчитал, что мне хватит двадцати минут, чтобы добраться из дома до Сити-Холл. Но, к сожалению, мой стартер имеет привычку время от времени заедать, и я оказался на мели.

— Понятно. И когда вы прибыли в Холл?

— Я не обратил внимание на время, но было уже слишком поздно. Когда я подошел к служебному входу, то услышал, как вовсю исполняется Пражская симфония Моцарта. Тогда я понял, что Эванс поставил на мне крест и переставил номера программы. Могу сказать, мне стало весьма неприятно.

— Что вы делали затем? Вероятно, вошли в Холл?

— Нет. Я подумал было обойти здание и войти через парадный подъезд, но Эванс не позволяет входить во время исполнения произведений, так что это не имело смысла. Какое-то время я мог поболтаться за кулисами, но мне стало скучно. Кроме того, смертельно хотелось курить, а по чьему-то идиотскому распоряжению курить за сценой запрещается. Поэтому я закурил сигару и стал прогуливаться снаружи. Вечер был прекрасный, и я решил немного проветриться.