участников военного конфликта, но и буквально до дня правильно описал первые полтора месяца противостояния. Было очевидно, что Черчилль созрел для решения новых задач. Определяющим для его дальнейшей судьбы стало чрезвычайное заседание Комитета имперской обороны в конце августа 1911 года, собранное по личному распоряжению премьер-министра. На этом заседании вскрылись удивительные факты – во-первых, руководство Адмиралтейства не собиралось делиться с уважаемой публикой своими планами; во-вторых, у моряков отсутствовали планы доставки Британских экспедиционных сил на континент в случае начала войны с Германией; в-третьих, они считали высадку контингента нецелесообразной и предлагали сосредоточить основные усилия на морской войне{82}.

После заседания Комитета военный министр Ричард Халдейн заявил Асквиту, что подаст в отставку, если позиция Адмиралтейства не изменится в ближайшее время. На самом деле Халдейн сам хотел возглавить военно-морское ведомство. Но у премьера на этот счет были другие планы. В конце сентября он пригласил в арендуемое его семьей поместье Арчерфилд (Восточный Лотиан, Шотландия) Халдейна и Черчилля. Обсудив с ними сложившуюся ситуацию, Асквит направился в расположенную неподалеку королевскую резиденцию Балморал для консультации с Его Величеством Георгом V (1865–1936), сменившим в 1910 году на престоле своего скончавшегося от бронхита отца. Черчилль тем временем посетил свой избирательный округ Данди. Через некоторое время Асквит и Черчилль вновь встретились в Арчерфилде. Премьер-министр предложил своему гостю сыграть в гольф и во время игры сообщил о его переводе в Адмиралтейство. Радости Черчилля не было предела. «Его лицо сияло от удовольствия», – вспоминала дочь Асквита Вайолет (1887–1969). Она предложила ему чая, услышав в ответ: «Я не хочу чая, я не хочу ничего на свете. Только что ваш отец дал мне в распоряжение весь военно-морской флот Великобритании! Наконец это произошло, мне предоставили великолепный шанс. Теперь я смогу показать все, на что я способен»{83}.

Официально о назначении Черчилля первым лордом Адмиралтейства (военно-морским министром) было объявлено 24 октября 1911 года. С формальной точки зрения его перевод в новое ведомство был понижением. В реальности ситуация выглядела иначе. Во-первых, речь, действительно, шла о самом крупном ВМФ в мире, что не может не опьянять. Во-вторых, флот для Британии – это не просто еще один вид вооруженных сил, от него зависели снабжение страны импортными товарами, успех военных операций, обороноспособность на случай вторжения, контроль и защита государственных интересов. «На британских военных кораблях плавают мощь, величие и сила Британской империи», – говорил Черчилль. И теперь ему поручили руководить этим исполином, заботясь о нем и развивая его. Описывая период своего руководства Адмиралтейством, он назовет его «великими днями», когда «воздух был пропитан властью, действием, организацией», а «от рассвета и до глубокой ночи, день за днем ум был поглощен очарованием и новизной накопившихся проблем»{84}. Черчилль оказался на своем месте, где ему предстоит насладиться ароматом впечатляющих побед и познать горечь сокрушительных неудач.

Семья

Пока Черчилль в 1907 году путешествовал по Африке, наслаждаясь охотой, экзотическими видами и общением с туземцами, его брат Джек нашел свою избранницу. Ей стала Гвенделин Тереза Мэри Берти (1885–1941), дочь 7-го графа Абингдона (1836–1928). Чувства молодых людей были сильными и взаимными, служа хорошей основой для создания крепкой семьи. Однако Джек все не решался сделать предложение, считая, что он недостаточно зарабатывает для того, чтобы осчастливить свою возлюбленную. Его старший брат смотрел на эту проблему проще. Когда его сын тридцать лет спустя будет мучиться аналогичным вопросом, Черчилль по-житейски мудро заметит, а что собственно, влюбленным нужно: «Сигары, шампанское и большая кровать». Джек отнесся к вопросу финансовой стабильности будущей семьи более серьезно, договорившись с руководством фирмы, где он работал, об увеличении своего годового дохода до 1400 фунтов. 8 августа 1908 года Джек и Гвенделин сочетались браком. «Надеюсь, ты будешь следующим», – скажет леди Рандольф своему старшему сыну{85}. Уинстон постарался не разочаровать свою мать, что для него оказалось непростой задачей.

Задолго до популярного высказывания Генри Киссинджера было известно, что власть является сильным афродизиаком. В каком-то смысле Черчилль был исключением из правила. Несмотря на свою активную публичную жизнь, а также впечатляющий шлейф популярности и влияния, который неизменно тянулся за его именем, отношения с противоположным полом у него были скромными и до поры до времени неудачными. По большей части он сам был тому виной, будучи слишком сосредоточенным на себе, своих планах и своих достижениях. «Разумеется, я эгоист, а иначе в этой жизни ничего не добьешься», – объяснял он. Автор множества хороших книг и участник множества волнующих событий, Черчилль был интересным собеседником, монологи у которого, правда, превалировали над диалогами. Но он слишком ценил свое время, чтобы обсуждать пустые темы, составляющие основу светских бесед. Эгоизм и разговоры с практической направленностью были не самым лучшим основанием для привлечения женского внимания. Ситуация усугублялась тем, что, являясь самодостаточным человеком, Черчилль не нуждался в женском обществе, ему не требовались поддержка, одобрение или просто приятное времяпрепровождение ради отвлечения и развлечения. Один из его друзей вспоминал, как однажды они решили пригласить к себе артисток мюзик-холла. Интересуясь потом у спутницы Черчилля, как она провела время с популярным политиком, он услышал в ответ: «Ничем, кроме разговоров, посвященных персоне Уинстона, мы не занимались»{86}.

Тем не менее утверждать, что амуры облетали Черчилля стороной, будет неправильно. В своей переписке он впервые упоминает о противоположном поле в 17 лет, когда одна из сверстниц привлекла его внимание. Затем у него были мимолетные увлечения Аделой Мэри Хэкет (1875–1946), с которой он гулял по Бонд-стрит, о чем хвастливо сообщал брату, и артисткой Мейбл Лав (1874–1953). В ноябре 1896 года Черчилль познакомился в Индии с Памелой Плоуден (1874–1971). Их отношения развивались неторопливо, но с определенной долей уверенности можно утверждать, что они были связаны для нашего героя с появлением первых серьезных чувств. Не настолько, правда, серьезных, чтобы поставить их выше амбиций. Убеждая Памелу, что он думает о ней «больше чем когда-либо прежде», основное общение он свел к эпистолярному жанру (большая часть писем, кстати, будет им в дальнейшем уничтожена) и предпочел личным встречам участие в батальных сценах, написание статей и книг, а также выступления на различных политических площадках.

Черчилль пытался убедить свою возлюбленную, что его «чувства постоянны» и он способен на «глубокую и сильную любовь», но для Памелы стало очевидно, что он ей не принадлежит и не подходит. Поэтому, когда он попросит ее поддержать его во время первой избирательной кампании 1899 года, она вежливо уклонится от поездки в Олдхэм. Не поедет она и в Южную Африку, куда ее также неоднократно звал Черчилль. Стоит ли удивляться, что, когда в октябре 1900 года, гуляя по берегу реки Авон около средневекового замка в графстве Уорикшир, Черчилль сделал ей предложение, пообещав «завоевать весь мир и положить его к твоим ногам», она ответила отказом. Если Памела считала, что активность Уинстона на других фронтах косвенно указывала на недостаток его любви, она ошибалась. Наш герой аналогично вел себя и с другими избранницами, которым был предан душой и телом. Возможно мисс Плоуден отказала по другой причине. Несмотря на то, что Черчилль уже стал членом парламента и воспринимался окружающими как перспективный молодой политик, в ее понимании он был недостаточно богат, чтобы позволить ей жить в свое удовольствие. Черчилль переживал, признаваясь матери, что Памела «единственная женщина, с которой я смог бы прожить долгую и счастливую жизнь». Даже спустя семь лет после их расставания он писал, что она «единственная, кроме Джека и матери», кто