в твоей любви», – признался он в январе 1913 года и потом добавил: «Дражайшая Клемми-кошка, я очень счастлив, что ты меня любишь, очень счастлив находиться в твоих объятиях». Для понимания его отношения к супруге достаточно прочитать их письма друг другу, собранные и опубликованные их дочерью. В них Черчилль предстает в неожиданном образе – заботливого, нежного, самокритичного, ласкового, ранимого мужчины, делящегося обо всем, что его беспокоит, с человеком, которого любит, которому доверяет и о котором всегда скучает. Судите сами: «Моя драгоценная и любимая Клемми, – писал он в первую годовщину их свадьбы. – Я жажду еще больше проникнуть в твое сердце и еще больше раствориться в твоих объятиях. Я чувствую себя безопасно рядом с тобой. Ты настолько ласкова и заботлива по отношению ко мне, что я даже не в состоянии выразить свою благодарность твоей несравненной красоте». «Моя дорогая, – писал он через десять лет их совместной жизни. – Десять лет назад ты – белая кошечка – появилась в моей жизни. Безусловно, это было самое счастливое время. Я надеюсь и молюсь, что, оглядываясь назад, ты не испытываешь сожаления. Не могу выразить словами, насколько я благодарен тебе за все, что ты дала мне»{98}.

При наличии такой переписки, а также множества сохранившихся свидетельств, подтверждающих крепость чувств четы Черчиллей, вопрос о возможных изменах кажется глупым и неактуальным. Тем не менее страсть к сенсациям и необъяснимое удовлетворение от поиска пятен на солнце, которые испытывают некоторые люди, приводят к их регулярному появлению. Известно, что Клементине предлагали завести любовника, чтобы облегчить и ускорить карьерный рост ее мужа. Разумеется, она с возмущением отказалась. В отношении Черчилля в начале их совместной жизни у Клементины зародились сомнения в его верности, и она даже озвучила их своему благоверному. Сначала он пришел в замешательство, после чего заметил, что эти «абсолютно дикие подозрения оскорбляют всю любовь и верность, которую я испытываю по отношению к тебе и буду испытывать до тех пор, пока дышу». По его мнению, эти подозрения «недостойны ни тебя, ни меня»{99}.

В 2018 году в ряде британских изданий появилась информация о том, что у Черчилля все-таки была любовная связь – с Дорис Кастлросс (1900–1942) в период с 1933 по 1937 год. Утверждается, что роман развивался во время отдыха политика на Ривьере, на вилле Chateau de l’Horizon, принадлежащей подруге Черчилля американской актрисе Максин Эллиот (1868–1940), а после вступления в войну США Черчилль поспособствовал возвращению своей inamorata из США в Британию, где она вскоре погибла от передозировки снотворного. Основанием для подобных утверждений стали заявления родственников Дорис; несколько фотографий, запечатлевших Черчилля в купальном костюме или в халате рядом с ней; пара картин, написанных политиком и изображавших предполагаемую любовницу; телеграммы, подписанные «с любовью, У», а также аудиозапись интервью личного секретаря нашего героя Джона Колвилла (1915–1987) за два года до его смерти, в которой он заявляет, что у его босса «определенно была связь, короткая связь» с леди Кастлросс.

Ни один из приведенных аргументов не позволяет достоверно утверждать, что роман, действительно, имел место. В этих фактах все выглядит странно. Например, вилла Chateau de l’Horizon. Помимо Черчилля ее также посещало множество знаменитостей, которые не смогли бы не заметить имевший место роман. Вряд ли Черчилль стал бы так рисковать, заводя отношения, о которых никто не должен был знать. Более того, Черчилль не скрывал общения с Дорис от своей супруги. Он сам писал Клементине, что проводит время «с молодой французской актрисой кино (очень милой, но не очень успешной)». Также странный поступок для мужчины, ступившего на путь измены. Относительно сохранившихся телеграмм, подписи, подобные «с любовью, У» были в то время вполне распространены среди друзей. В одной из телеграмм Черчилль писал: «Интересно, встретимся ли мы снова следующим летом». Ждать следующего лета для общения с любимым человеком – признак не самых сильных чувств. Что касается портретов, то они скорее опровергают, чем подтверждают версию с адюльтером. Во-первых, хотя Черчилль не любил писать портреты, он к ним все-таки обращался. В том числе изображая представительниц прекрасной половины человечества, например, свою подругу Коко Шанель (1883–1971), супругу своего друга художника Уолтера Сикерта (1860–1942) – Терезу (1884–1945), племянницу Бальфура – Бланш Дагдейл (1880–1948), супругу художника Джона Лавери (1856–1941) – Хэзел (1880–1935), ни одна из которых не была его любовницей. Во-вторых, если у Черчилля действительно был роман с Дорис, о чем его супруга рано или поздно все равно бы узнала, сохранила бы она эти полотна? Наверняка нет. Например, нелюбимый ею портрет Черчилля 1954 года работы Грэма Сазерленда (1903–1980) был уничтожен. В отношении самой леди Кастлросс также не все однозначно. На момент предполагаемой связи с Черчиллем она была супругой известного журналиста и директора Evening Standard Валентайна Брауна виконта Кастлросса (1891–1943). Учитывая, что в Evening Standard наш герой в этот период активно публиковал свои статьи, в том числе на гонорары от которых содержал свою семью, заводить роман с супругой такого человека было непредусмотрительно. Последнее в перечне, но не по значимости – заявления родственников и Дж. Колвилла. Колвилл начал работать у Черчилля в мае 1940 года, поэтому все подробности его личной жизни 1930-х годов не мог знать из первых рук. Да и воспоминания о событиях почти полувековой давности вряд ли могут служить серьезным основанием. Аналогично можно сказать и про членов семьи Дорис, которые ссылаются исключительно на вербальные заявления своих родителей, что без приведения достоверных и проверяемых фактов походит на желание приобщиться к известной персоне, пусть и таким способом.

Подводя итог, версия романа Черчилля с Кастлросс выглядит неубедительной. Для всех желающих найти действительно интересные и захватывающие подробности его биографии лучше обратиться не к личной жизни политика, а к другим сферам его деятельности. Тем более что в 1911 году в его карьере наметились серьезные изменения, которые выведут его на новые рубежи.

Глава вторая. Государственный деятель. 1911–1929

Первый лорд Адмиралтейства

Когда заходит речь о таких личностях, как Уинстон Черчилль, наблюдая за их выдающимися достижениями, невольно забываешь, что, несмотря на всю мощь их персоны, они действовали не одни – их окружали люди, которые претворяли их планы в жизнь, которые делились профессиональными знаниями и оперативной информацией, которые брали на себя решение частных вопросов, которые поддерживали в трудную минуту и предостерегали от опасных шагов в моменты ошибок. Учитывая непродолжительное пребывание Черчилля на первых постах, а также соответствие предлагаемых им законопроектов общему фарватеру изменений, проводимых Либеральной партией, и поддержке ключевыми фигурами в правительстве, этот фактор оказывал несущественное влияние и его можно оставить в стороне. Но с приходом Черчилля в Адмиралтейство описание его деятельности без учета взаимодействия с другими лицами создает искаженную картину.

Основу государственного управления в Великобритании составляет симбиоз между политическим и профессиональным сообществами. Первые представлены в лице членов парламента и руководителей ведомств, вторые – сотрудниками гражданской службы (чиновниками) и военными, которые подчиняются соответствующим постоянным заместителям министров. Эпитет «постоянный» означает, что назначение и снятие с поста этого должностного лица обычно не связано со сменой правительства и прихода нового министра. В случае с Адмиралтейством роль постоянного заместителя исполнял первый морской лорд, который фактически являлся главным технологом, идеологом и моряком Королевского ВМФ, и, хотя он формально подчинялся гражданскому министру (первому лорду Адмиралтейства), учитывая технические и профессиональные сложности большинства решаемых вопросов, его полномочия и свобода действий были значительны. У министра/первого лорда были и другие профессиональные заместители – второй, третий и четвертый морские лорды, которые вместе с гражданским лордом образовывали коллегиальный орган управления – Совет Адмиралтейства.

К моменту прихода Черчилля в Адмиралтейство должность первого морского лорда занимал