– А зачем же была свадьба? А зачем я кормила его яйцом с крабовой палочкой? А что скажут люди? – спрашивала Берта, словно ей нужно будет держать ответ перед гостями и она могла бы найти лучшее применение яйцам и крабовым палочкам.

– К черту людей!

Профессор Горячев, человек независимого ума, подвергающий сомнению все, иначе он не преуспел бы в науке, никогда не признался бы в такой пошлости – что ему важно, что скажут люди… Но ведь люди что-то скажут… Да и эти два года Клариного замужества были нелегким временем! Вы спрашиваете почему? А как вам – привести в семью таких родственников? Начальников? А теперь мы к ним привыкли!

– Что ты сделала, Клара?.. Почему он хочет развестись? Что ты сделала?

– Я ничего не сделала. Это я хочу развестись. Я в нем разочаровалась.

– Так я и знала, – прошептала Берта, и одновременно Горячев прошептал:

– Я так и знал… – И тут же воскликнул: – Берта! Это ты виновата! Ты с ней цацкаешься!

– Я цацкаюсь?! Я руковожу, я спасаю, я направляю! Я все что угодно, но не цапкаюсь… не цавкаюсь… не цавк…

– Нет, ты цавк! – сказал профессор Горячев, и тут все улыбнулись, немного пришли в себя, почувствовали себя втроем семьей и стали друг с другом разговаривать, а не бестолково кричать.

… – Кларочка, детка, что же получается, вчера очаровалась, а сегодня разочаровалась?.. Ну, о нашем уже бывшем зяте можно сказать много хорошего: он незлой, он тебя любит… ну, или по крайней мере все время обнимает, возможно, это просто манера… Ну, и да, он, конечно, не Спиноза… – мягко сказал Горячев.

Когда в семье хотели мягко отметить чей-то не слишком сильный ум, говорили «он не Спиноза».

– А кто тебе Спиноза?! Тебе никто не Спиноза! Где ж нам взять еще Спинозу-то, – отозвалась Берта. – Клара, рассказывай подробно, в деталях, а папа послушает.

Горячев пожал плечами – чем больше ты знаешь о чем-либо в деталях, тем меньше понимаешь в целом. Берта, напротив, считала, что чем больше знаешь в деталях, почему ребенок разводится, тем лучше. И они опять начали спорить, кто из них упустил ситуацию, а Клара стояла в стороне, как школьница, родители которой ссорятся при ней из-за двоек и плохого поведения.

– Так, все, слушать меня! Ты должна его вернуть… Где он, у родителей? Поезжай к нему и скажи, чтобы он возвращался домой. Он не решится, он слишком мягкий, чтобы принять хоть какое-то решение. Это большой плюс для мужа.

– А я? Я тоже мягкий? – заинтересованно спросил Горячев.

– Ну что ты, дорогой, ты – нет, ты просто кремень, – устало сказала Берта. – Иди уже, дай нам поговорить… иди к Муре, расскажи ей про атомы, что ли…

Отчего никто не усомнился в Клариных намерениях, ведь человек в сердцах может преувеличить, приукрасить, сказать «все, развожусь», при этом совсем не собираясь разводиться? Почему у них не было сомнения, что это всерьез? Потому что Клара за всю жизнь всего лишь раз доставила им неприятности: опоздала на двенадцать минут с вечеринки. Она не произнесла бы слово «развод» просто так, для того, чтобы выплеснуть свои чувства. В семье не было принято говорить о чувствах, об отношениях, о сексе, о любви, о разводе…

Но попробовать-то можно? Попробовать поговорить о разводе?

– Дорогая, поговори с папой, умоляю… – попросила Берта. – Он твой папа, он оберегал тебя, будто ты фарфоровая… Сходи к нему, он тебе посоветует… А вот и папа, сам пришел посоветовать…

– Я понял, – сказал Горячев, – проблема не в твоем браке. Это все твоя странная подруга, это ее влияние, ее высокомерие, а при этом непонимание элементарных вещей… Ты ведь из-за нее разводишься? Ты со всем разводишься, со всей своей прежней жизнью… Знаешь, котенок, мы тебя неправильно воспитали. Ты совсем не боишься жизни. И нас совсем не боишься. Ребенок должен бояться, что родители в нем разочаруются…

Клара удивилась. Бояться, что родители в ней разочаруются? Уж с этим она как-нибудь справится.

Вот кого Клара смертельно боялась, так это Кузьмичей. Можно было бы просто сбежать от них, исчезнуть, раствориться, оставив себя в их жизни как маму Мурочки. Карл сказала: «Пусть родители сами разбираются». Ведь так обычно и происходит: рассталась с мужем, рассталась и с его семьей.

Но как? Как расстаться с Кузьмичами? Папа выйдет к ним из кабинета и скажет: «Клары нет дома»?.. Брак со Стасиком по-настоящему был браком между их родителями, Кузьмичи были к ней добры. Поездки в Грузию и Прибалтику, покупка машины (машина теперь уже не их со Стасиком общая, а его), упоительные визиты в специальную секцию Гостиного Двора – дубленки, финские сапоги, французские духи, платья-сафари и джинсы, джинсы… Но если серьезно: они только что были родственниками, и как мгновенно стать чужими?.. Кузьмичи будут на нее сердиться, кричать, стучать кулаком по столу… но не объясниться с ними будет неправильно, нечестно.

Разговор Клары со свекровью состоялся в Смольном. В кабинете свекрови (перед кабинетом приемная с секретаршей) огромный стол, за ним, как каменное изваяние, неподвижно сидела свекровь в своем вечном черном пиджаке. «Разводиться» в Смольном было и страшно, и смешно, но ведь Клара просто пришла к свекрови на работу; если бы ее свекровь работала на заводе, Клара встретила бы ее у проходной, если учителем в школе – они поговорили бы после уроков в актовом зале.

Клара присела у стола для заседаний на третьем от свекрови стуле.

– Ты взрослый человек. Тебе жить. Но вот что я тебе скажу.

Густой начальственный голос. Ох как страшно. Клара даже немного пригнулась, втянула голову в плечи. Но свекровь произнесла что-то странное – не страшное, а странное, она что, и правда это сказала?! Свекровь говорила, Клара смотрела на нее вытаращенными от изумления глазами, сидела напротив, как собака в сказке «Огниво», с глазами, как блюдца. Не сон ли это?

– Постель?.. Дело ведь в постели, верно? Ты во время секса овец считаешь? А оргазма у тебя ни разу не было? Я буду говорить, а ты мигни, если что будет непонятно.

Клара мигнула – ей уже было непонятно. С ней впервые говорили о сексе. Берта – никогда ни слова, врач-гинеколог говорила не о сексе, Карл в общем-то тоже говорила не о сексе, а о психоаналитической подоплеке. Ну надо же, Кузьмич ТэПэ, которую в сугубо «женских» ситуациях представить было невозможно – ни любовницей, ни мамой в роддоме, только начальником, – говорит такие слова: «постель», «секс», «оргазм»! Это как если бы медведь в зоопарке надел очки и прочитал посетителям лекцию о сексе!

Какие она говорит глупости. Свекровь думает, что она из-за секса?.. Подумаешь, секс. Она во время секса вовсе не считает овец, она считает собак и делает упражнения для лица: чтобы не было носогубных складок, нужно резко надувать щеки, раз-раз…

– Ты в постели первая начинаешь? Ты не должна первая начинать. Он сам решит, хочет сегодня с тобой спать или нет. Он же не всегда хочет с тобой спать. Если ты первая начинаешь, мужчина сердится, что ты его унизила. Если он не хочет, так это тоже нормально, вы уже не молодожены. А если он тебе изменил, так ты поплачь, да и все. Он имеет право изменять. Природа у мужчин такая, против природы не попрешь. Дальше. Оргазм. Это вы все наслышались, начитались, что должен быть оргазм. Вранье! Пусть врут, мы-то знаем. Нету никакого оргазма. Ну, если поначалу что-то такое приятно, то потом… Нет, потом тоже ничего, приятно, что тебя приласкают. Но чтобы у тебя было право на оргазм, нету такого права. Ну и последнее: за предохранение отвечает женщина. Мужик вообще не должен об этом думать. …А-а, вот еще одно последнее: в сексе главное, чтобы он получал удовольствие. Понимаешь, о чем я? Я про все такое неприличное. Если тебе что-то неприятно, ты должна терпеть…