Раиса Витальевна представила, как доверительно сообщает этой, что Макс… ну, все вышеперечисленное. Держит ее за ручку и рассказывает, что Макс импотент. Раиса Витальевна даже рассмеялась: уж эта знает о Максе в плане секса гораздо больше, чем она, законная супруга! В понятии той – Макс денежный мешок и статус, а остальное фигня. Даже если городская квартира ее, Раисы Витальевны, то остальное – совместно нажитое. Значит, раздел, и сильный обдерет слабого. А что носки неделями не меняет, храпит, боится летать на самолете… Господи, какая ерунда!

Раиса Витальевна чувствовала, что голова у нее идет кругом. Одна пишет «вы леди», другая советует подглядывать, врать и «на войне как на войне». Она налила в бокал вина, снова выпила залпом и твердо сказала себе, что ничего такого делать не будет. Унизительно. А те эсэмэски прочитала случайно.

«А вызнала, где эта живет, тоже случайно?» – спросил кто-то внутри и гадко хихикнул. Торчала у офиса, поджидала, потом следила; тормознув частника, преследовала маршрутку… Насмотрелась сериалов. Причем даже не была уверена, что это Кошка. Просто почувствовала, что она. А потом стояла под домом, ожидала, пока зажжется свет в окнах. Затрапезный занюханный трехэтажный домишко позапрошлого века с толстыми стенами и крохотными окнами в закопченном заводском районе. Купеческий лабаз! Что такое «лабаз», Раиса Витальевна точно не знала, но догадывалась, что «оно» имеет отношение к торговле. Лавка, одним словом. Конечно, переехать отсюда в их красивый дом, где все такое родное ей, близкое – оранжерея, цветы, – со своим жалким скарбом – все равно, что выиграть в лотерее миллион, и уж эта своего не упустит.

Дрянь! Шиш тебе, а не дом!

Раиса Витальевна вытряхнула в бокал последние капли вина и выпила. Она так разволновалась, что пришлось достать из тайника новую бутылку…

Ладно, сказала она себе, успокойся, хватит соплей, подбиваем бабки. Значит, так. Подсчитать нажитое. Ладно, это нормально, подсчитаем. Сходить к адвокату и морально подготовиться к неожиданной встрече. Сходим и подготовимся. Простить? Готова ли она простить? Измученная дурными мыслями и нерадужными перспективами Раиса Витальевна подумала и ответила себе честно: готова. Они и так три года не спят вместе, и спальни у них разные… Черт с ним, пусть гуляет.

Тут она вспомнила, как те двое танцевали, и сжала кулаки. Все переводили взгляд с них на нее, всем было интересно, понимает ли она, что происходит… Дрянь! Позвонила и сообщила… Интриганка! Молодая гибкая с блестящими волосами… Раису Витальевну обдало жаром, когда она вспомнила бессовестные послания… этой. Можно только вообразить, что она говорит о ней, Раисе Витальевне, и какими словами ее называет. Она представила себе, как Кошка переедет сюда, а она со своими вещами на выход: Мирку под мышку и в старую городскую квартиру, в любовное гнездышко этих, где все будет напоминать о них. Не хочу, сказала она себе. Ни за что! Дело не в Максе, а в ней, Раисе Витальевне. Мое. Не отдам!

…Она тяжело упала на диван. Мирка негодующе мяукнула и спрыгнула на пол. Не выносит запах вина… цаца! Раиса Витальевна подумала, что Мирка не захочет с ней в городскую квартиру, она останется с ними. Предательница! Ей стало жалко себя, и она заплакала…

…И приснился ей странный сон, тревожный, скомканный, дерганый. Она увидела громадную черную тень на стене с громадным мясницким ножом в руке. В этой тени Раиса Витальевна узнала себя и поняла, что сидит в засаде, ожидая, когда та выйдет из дома. Толстые стены, окна-бойницы, нечистый двор, полутьма, полусвет… Она видит, как входная дверь, глубоко утопленная в стене, начинает открываться – томительно, медленно, нехотя, – и крепче сжимает нож. Никто не узнает, мелькает в голове. Никто не узнает, бьется жилка на виске. Никого нет. Ее никто не видел. Никто не знает, что она здесь. Не узнает, не узнает, не узнает… Она напряженно вглядывается в растущую щель, вот сейчас, сию минуту появится та…

…Раиса Витальевна очнулась, словно от толчка. Голова раскалывалась, тело ломило. Мыслей не было, голова пуста и тяжела. Она не чувствовала своего тела, она казалась себе выпотрошенной; подняла руку, сжатую в кулак, – ножа не было. Она почувствовала облегчение; с силой провела ладонями по лицу и окончательно проснулась. С трудом поднялась, опираясь о спинку дивана, и потащилась в кухню варить кофе…

Иван Денисенко на звонки не отзывался, и Федор Алексеев преисполнился самых дурных опасений. Всем знакомым и друзьям известно, что пунктуальность не входит в число добродетелей дипломированного фотографа. Как натура увлекающаяся, он часто теряет чувство времени и вообще не помнит, что наболтал и наобещал накануне. Особенно женщинам. Особенно, если был на рауше.

Без десяти одиннадцать Федор в ожидании Марии сидел на диванчике в холле «Братиславы». Он был готов к тому, что она опоздает, – девушки всегда опаздывают. К его приятному удивлению, она появилась ровно через пять минут – без пяти одиннадцать, как они и договорились накануне. Она вышла из кабинки лифта, и он поднялся ей навстречу. Она улыбнулась и пошла к нему.

– Добрый день, Федор! – Она смотрела на него с улыбкой, и теперь, при дневном свете он смог хорошенько рассмотреть ее.

Узкое лицо, узкие глаза… зеленые. «Женщина Модильяни», вспомнил он слова Ивана. Крупный рот… На кого-то похожа… кроме женщин Модильяни. Длинные белые волосы, минимум косметики… Мария оставляла ощущение чистоты и какой-то запредельной отмытости, видимо, из-за очень белой кожи, белых волос, белой норковой шубки. Луноликая и бледнолицая, мелькнуло у него в голове – иногда Федор был романтиком, чего стеснялся и не выказывал, так как был выше слабостей, а романтизм как раз свидетельствует о слабости и незрелости. Правда, это спорно и зависит от возраста. В молодости годится, в зрелом возрасте выглядит наивно и неуместно. Престарелый романтик – мишень для шуточек и насмешек. Хотя в наше время, век технологий, молодежь не знает, что такое бригантина, поднимающая паруса, и почему об этом нужно сочинять песню, а потому больше шансов встретить престарелого романтика, чем молодого романтического яппи, обвешанного гаджетами. А с другой стороны, у всякого времени своя романтика…

Мария потянулась к Федору и поцеловала в щеку; он вдохнул слабый приятный запах ее кожи и волос. Она смотрела на него с улыбкой и молчала, а он подумал, что она… необыкновенная. Смотрит и молчит. Улыбается. Не щебечет, не играет глазами… Мария. Проста как ее имя. Проста?

– Иван пропал, – сказал Федор, чувствуя, что пауза затянулась. – Не отвечает на звонки.

Она пожала плечами… Скорее дернула слегка, что Федор понял как: ну и черт с ним!

– Прекрасный день, солнце, мороз… не боитесь замерзнуть? У вас в Англии сегодня дождь.