Крозетти читал и перечитывал текст, с таким упоением расшифровывая каждое слово, смысл которого упускал прежде, что до него не сразу дошла связь между словами «Шакспир» и «пьеса». Он замер, тяжело задышал, выругался; на спине выступил пот. Он встал, глядя на каракули Брейсгедл а и ожидая, что вот-вот они исчезнут, словно золото фей. Но нет, они никуда не делись: Шакспир, пьеса.

Крозетти был человек осторожный, не склонный к азартным играм, но случилось так, что однажды ему в руки попал лотерейный билет. Он сидел перед телевизором, на экране девочка вытаскивала из барабана пинг-понговые шарики с номерами, а он сравнивал их с цифрами на своем билете и не смог удержаться от радостного возгласа, когда все совпало. Но тут на крик явилась мать и указала ему: выигравший билет должен заканчиваться не на 8–3, а на 3–8. Вообще-то он в жизни ничего не выигрывал и не ждал этого; он вырос в семье трудяг, где никто не рассчитывал на удачу. И теперь вот такое.

Крозетти не был ученым, но хотя бы в школьные годы «проходил» Шекспира. Поэтому понимал — то, что он сейчас держит в руках, находка невероятного значения. Насколько он знал, Шекспир (фамилию которого, и это тоже знал Крозетти, можно написать бесчисленным множеством способов) никогда не попадал под официальное правительственное расследование. Но обвинение в папизме! К какой конфессии принадлежал Шекспир, если вообще принадлежал, — это один из главнейших вопросов шекспироведения; и если имеется официальное мнение его современников… А кто такой лорд Д.? И, в конце концов, кто такой сам Ричард Брейсгедл? И в качестве вишенки на торте — пожалуйста, упоминание о рукописи пьесы, созданной, по крайней мере, до 1642 года.

Крозетти попытался вычислить, какую пьесу может быть «приказано написать от имени короля». Боже, почему он так невнимательно учил английскую литературу!.. Нет, стоп — пьеса наверняка имеет отношение к королю Иакову. Какой-то дворянин пытался убить его в шотландском замке, и еще там было колдовство; об этом рассказывали в документальном фильме, который Крозетти вместе с матерью смотрел по телевидению. Он схватил телефон… нет, звонить еще слишком рано… может, Ролли? Но он представлял себе, какой у нее будет вид, если разбудить ее в десять минут пятого с вопросом о…

И тут вдруг его озарило. Труппа Шекспира хотела поставить шотландскую пьесу, чтобы польстить новому королю. Нужно было напомнить о его трудном побеге, приукрасить его родственника Банко, отразить необычное монаршее увлечение колдовством — и домашний драматург сочинил «Макбета».

Крозетти вспомнил о необходимости дышать и широко раскрыл рот, жадно хватая воздух. Он знал, что не существует авторских рукописей ни одной из пьес Шекспира; остались лишь несколько подписей и сомнительные строчки пьесы, над которой он якобы работал. Возможно, оригинал «Макбета» все еще лежит в каком-нибудь английском подвале… У Крозетти голова пошла кругом. Он мало знал о ценах на рукописи, но вполне мог экстраполировать. Слишком огромная сумма, чтобы задумываться о ней, но он не мог не прикидывать открывающиеся возможности. Одно то, что у него уже есть, плюс, возможно, зашифрованный отчет о слежке за подозреваемым в неблагонадежности Уильямом Шекспиром — этого достаточно, чтобы поступить на кинофакультет. И оплатить не только учебу, но и первый фильм…

При условии, конечно, что восемнадцать страниц тонкой бумаги с водяными знаками в виде почтового рога представляют собой тайные письма, о которых упоминает Брейсгедл, и что они зашифрованы на основе английского, а не какого-то иностранного языка. Опять появлялась теория о проданных старьевщику бумагах покойника, и все зависело от того, использовал ли переплетчик для томов «Путешествия» листы из одной и той же кипы бумаг.

Крозетти расправил одну из страниц и принялся изучать ее через увеличительное стекло.

Пгууг У кимн лф рммхолф.

Или не так. Может, первое слово «Птммг» или «Птмнг». Крозетти подумал: даже если не сомневаться, что строчки зашифрованы, расшифровать их невозможно. Для этого нужно не только знать контекст, но и то, что в точности означало каждое английское слово в те времена. По крайней мере, так обстоит дело для самого Крозетти. Адресат этих писем, хорошо знакомый с почерком Брейсгедла, возможно, сумел бы прочесть зашифрованный текст и преобразовать его в исходный.

О шифрах Крозетти знал только то, что можно извлечь из фильмов, шпионских романов и телевидения. На основании этих источников он представлял себе зашифрованный текст в виде одинаковых групп по пять-шесть букв или цифр. Ничего похожего здесь не было. Это выглядело как обычное письмо со «словами» разной длины. Может, в те времена именно так шифровали послания? Он наугад предположил, по аналогии с техническим прогрессом в других областях, что здесь применен весьма примитивный шифр. Он вспомнил, в чем разница между шифром и кодом: для кода требуется кодирующая книга, или надо запомнить перечень слов, имеющих отличный от общепринятого смысл. Но тогда это выглядело бы как простой английский; например, фраза «пастор не смог купить свинью» означала бы «некто подозревается в укрывании священника». И как это развернуть в исходный текст?

Но Крозетти знал, что перед ним шифр. Да и Брейсгедл в своем прощальном письме употребил это слово.

Задребезжал будильник, и он торопливо заставил его замолчать. Ролли перевернулась и пробормотала что-то. Внезапно ее глаза широко распахнулись. На лице возникло выражение ужаса, тело содрогнулось. Он собрался сказать что-то успокаивающее, но она снова закрыла глаза, отвернулась и натянула одеяло на голову.

— Кэролайн? С вами все в порядке?

Никакого ответа. Крозетти пожал плечами и отправился менять «пеленки». То есть прокладки. Теперь они были едва влажными, и страницы казались почти сухими и прохладными на ощупь: чудесное действие капилляров. Они немного загибались на краях, как это обычно бывает с высохшей после увлажнения бумагой, и больше не обладали идеальной гладкостью, присущей старинным книгам. Интересно, подумал он, как Ролли собирается это исправлять?

Работая, он услышал звуки из «спальни»: покашливание, шуршание ткани, плеск текущей воды, зубная щетка в действии, снова шуршание одежды, снова звуки воды, металлический стук кастрюли, звук открываемого шкафа. Он как раз заканчивал последний том, когда Кэролайн подошла к нему, одетая во вчерашний комбинезон, черные ботинки и яркие голубые носки; в руках она держала две кружки этого скверного ароматизированного кофе. Одну она протянула Крозетти.

— К сожалению, сливок у меня нет. И молока тоже.

— Все в порядке. Простите, что напугал вас, когда выключал будильник. У вас был такой вид, словно вы готовы выпрыгнуть из кожи.

Она одарила его бесстрастным взглядом и слегка пожала плечами. Открыла первый попавшийся том «Путешествий» и пощупала бумагу.

— Хорошо. Почти сухо.

— Что вы собираетесь делать с загибающимися краями?

— Придавлю их или отглажу. Эта льняная бумага очень похожа на ткань. Отутюжу края, если понадобится, а потом подрежу и позолочу заново обрезы. — Она повернулась к Крозетти и улыбнулась. — Спасибо за помощь. Простите, что сердилась на вас вечером. Я не очень общительный человек.